— Дада, — сказала она, — теперь припоминаю. Звонил тут один из полиции насчет этой пули, всю голову мне продолбил.
— Старший инспектор Рённ.
— Возможно, не помню. Во всяком случае, не тот, который сначала вел это дело, не Альдор Гюставссон. Явно не такой опытный, и все время мямлит «угу» да «угу».
— Ну и что же?
— Ведь я уже говорила вам в прошлый раз, полиция поначалу довольно равнодушно подошла к этому делу. Пока не позвонил этот ваш мямля, никто и не заикался о баллистической экспертизе. Я даже не знала толком, как поступить с этой пулей. Но…
— Да?
— В общем, я решила, что выбрасывать не годится, и положила ее в конверт. Туда же положила свое заключение, по всем правилам. Так, как у нас заведено, когда речь идет о настоящем убийстве. Правда, в лабораторию не стала посылать, я же знаю, как они там перегружены.
— А потом?
— Потом кудато засунула конверт и, когда позвонили, не могла сразу найти его. Я ведь тут внештатно, у меня даже своего шкафа нет. Но в конце концов я его всетаки отыскала и отправила.
— На исследование?
— У меня нет таких прав. Но если в лабораторию поступает пуля, они, надо думать, исследуют ее, хотя бы речь шла о самоубийстве.
— Самоубийстве?
— Ну да. Я написала так в заключении. Ведь полиция сразу сказала, что речь идет о суициде.
— Ясно, буду искать дальше, — сказал Мартин Бек. — Но сперва у меня к вам будет еще один вопрос.
— Какой?
— При вскрытии вы ничего особенного не заметили?
— Как же, заметила, что он застрелился. Об этом сказано в моем заключении.
— Да нет, я, собственно, о другом. Вы не обнаружили признаков какогонибудь серьезного заболевания?
— Нет. Никаких органических изменений не было. Правда…
— Что?
— Я ведь не очень тщательно его исследовала. Определила причину смерти, и все. Только грудную клетку и смотрела.
— Точнее?
— Прежде всего сердце и легкие. Никаких дефектов — если не считать, что он был мертв.
— Значит, в остальном возможность болезни не исключается?
— Конечно. Все что угодно — от подагры до рака печени. Скажите, а почему вы так копаетесь? Рядовой случай, ничего особенного…
— В моих вопросах тоже нет ничего особенного.
Мартин Бек закруглился и попробовал разыскать когонибудь из сотрудников баллистической лаборатории. Ничего не добился и в конце концов вынужден был позвонить самому начальнику отдела, Оскару Ельму, который пользовался славой выдающегося специалиста по криминалистической технике. И малоприятного собеседника.
— А, это ты, — пробурчал Ельм. — Ято думал, тебя сделали начальником управления… Видно, не оправдались мои надежды.
— А тебето что от этого?
— Начальники управлений сидят и думают о своей карьере. Кроме тех случаев, когда играют в гольф и мелют вздор по телевидению. Уж во всяком случае, они не звонят сюда и не задают пустых вопросов. Ну, что тебе нужно?
— Ничего особенного, баллистическая экспертиза.
— Ничего особенного? А поточнее можно? Нам ведь каждый недоумок какуюнибудь дрянь шлет. Горы предметов ждут исследования, а работать некому. На днях Меландер прислал бак из уборной с садового участка — определите, мол, сколько людей в него испражнялось. А бак полный до краев, его, наверно, два года не чистили.
— Да уж, неприятная история.
Фредрик Меландер прежде занимался убийствами, он много лет был одним из лучших сотрудников Мартина Бека. Но недавно его перевели в отдел краж — видимо надеясь, что он поможет разобраться в царящем там кавардаке.
— Точно, — сказал Ельм. — В нашей работе приятного мало. Если бы ктонибудь это понимал. Начальник цепу сто лет к нам не заглядывал, а когда я весной попросился к нему на прием, он велел передать, что ближайшее время у него все расписано. Ближайшее время — а сейчас уже июль! Что ты скажешь?
— Знаю, знаю, что у вас хоть волком вой.
— Это еще мягко сказано. — Голос Ельма звучал несколько приветливее. — Ты просто не представляешь себе, что творится. И хоть бы кто посочувствовал нам, добрым словом поддержал. Черта с два.
Оскар Ельм был неисправимый брюзга, зато хороший специалист И он был восприимчив к лести.
— Просто диво, как вы со всем управляетесь, — сказал Мартин Бек.
