Пока в розовой вилле обследовали место преступления и вели допросы, потрясенный город гудел от волнения. Чем меньше мы знаем, тем легче судим — таково старинное правило.
— А что я говорила? — слышалось на Престгатан. — Я с самой пасхи твержу: Альберту Фабиан отравили.
— Кто-то позарился на ее деньги.
— На деньги и на дом! Ведь это не дом, а мечта. Не у многих виллы стоят на берегу озера в самом центре города.
— И кому же все это достанется?
— Полли, конечно. Она ее приемная дочь.
— Этой тощей тихоне? А, правда, что она…
— Правильно, — говорили на церковном дворе. — Альберту отравили, это точно. Убийца заклеил окна и двери пластырем, а потом уморил ее угарным газом.
— Кто? Вам известно, кто ее убил? Какой злодей!
— Он иностранец. Кажется, индеец или что-то в этом роде. С ним путается дочка Ёты Люнден. Помните Ёту, младшую сестру Альберты? Ту, что вышла за одного из Экерюдов?
— Конечно. Ну и что же индеец?
— Может, он вовсе и не индеец. Я точно не знаю. Только убил Альберту он, это ясно. А потом раскаялся и покончил с собой…
— Все имущество должно отойти ее брату, пастору из Лубергсхюттана, — рассказывали в другом месте. — Неужели это он поднял руку на родную сестру? Боже милостивый, какой ужас!
— Не сам пастор. Его жена. Такие святоши самые опасные…
— Нет, — утверждали на Хюттгатан. — Тут, считайте, целых два убийства. Он привез с собой какого-то ядовитого гада, который их всех перекусал…
— А его хоть поймали? Не знаете? Того гляди где-нибудь напорешься на эту дрянь.
— Куда только полиция смотрит!
— Ну и местечко! Убийство, ядовитые гады и небывалое наводнение. Хоть беги отсюда.
В три часа дня комиссар Вийк собрал в гостиной наследников, адвоката и врача Альберты Фабиан. Сделал он это после недолгого совещания со старшим полицейским Эрком Берггреном и шефом местной полиции Андерсом Лёвингом.
— Хочешь устроить свою знаменитую очную ставку? — полюбопытствовал Анд ере Лёвинг, который спешил на обед к «Трем старушкам».
— Во всяком случае, репетицию к ней. Мне нужно установить последовательность событий.
Войдя в гостиную, комиссар сделал вид, что не слышит шумных протестов Лиселотт, восседавшей на красном диване.
— Что им еще от нас нужно? — возмущалась она. — Мы рассказали все, что нам известно об Эдуарде и его проклятом медальоне!
Пастор и она были в черном. Мирьям в строгом сером бархатном костюме, на адвокате Странде тоже был серый костюм, а на докторе — темно-коричневый. Желтый, наперекор всем условностям, пиджак Еспера и розовый свитерок Полли вызвали у комиссара чувство, похожее на благодарность.
— В феврале этого года, — начал он без всяких предисловий, — Альберта Фабиан изменила свое завещание. Каковы были эти изменения?
Взгляды присутствующих устремились на комиссара, а он стоял, прислонясь к косяку двери, которая находилась за телевизором, но смотрел лишь в грустные светло-карие глаза Сванте Странда.
— Изменение было сделано в пользу Полли, — нехотя ответил адвокат. — Она получала всю недвижимость, с нее не взимался налог на наследство, и к тому же ей отходила четвертая часть всего состояния.
— Почему фру Фабиан это сделала?
— Она любила дом, — сказала Мирьям, пожав плечами. — И любила Полли.
— Да, — подтвердил Еспер. — По-моему, тетя Альберта только недавно поняла, как сильно Полли привязана к этой вилле. Ведь ты сама сказала ей об этом, правда, Полли? Помнишь, ты говорила ей, что тебе плохо в Стокгольме и что ты хочешь вернуться домой?
Полли кивнула — короткие русые волосы упали ей на щеки.
— Только не плакать, — приказал комиссар таким тоном, что у Полли мгновенно высохли все слезы. — Лучше расскажи, как Альберта отнеслась к этому.
— Она… она обняла меня. И сказала, что все будет в порядке. Но только при одном условии.
— Сначала ты должна получить вокальное образование?
— Да, — ответила несчастная Полли.
— Когда состоялся этот разговор?
— В воскресенье, я приехала навестить ее. Это было тринадцатого февраля.
— Правильно, — раздался бас доктора Северина.-Ровно через неделю мы с Еленой Вийк подписали новое завещание.
— Ты давнишний друг Альберты. Неужели она ничего тебе не объяснила? — допытывался Кристер Вийк.
