— Один стоял на посту у дверей. Второй сидел в патрульной машине.
— Они все время держали дверь под наблюдением?
— Сказали, что все время.
— Ну, и что вы… что ты предпринял?
— Как что — вошел и посмотрел. Картина, конечно, была жуткая. Но ведь проверитьто надо, вдруг дело нечистое.
— Однако ты пришел к другому выводу?
— Ну да. Дело ясное, как апельсин. Дверь была заперта изнутри на кучу замков и задвижек. Ребята елееле взломали ее. И окно заперто, и штора опущена.
— Окно попрежнему было закрыто?
— Нет. Они сразу открыли его, как вошли. А иначе пришлось бы противогаз надевать.
— Сколько ты там пробыл?
— Недолго. Ровно столько, сколько понадобилось, чтобы убедиться, что уголовной полиции тут делать нечего. Картина четкая: либо самоубийство, либо естественная смерть, а этим местный участок занимается.
Мартин Бек полистал донесение.
— Я не вижу описи изъятых предметов.
— Правда? Выходит, забыли. Да только что там описывать? Барахлато почти не было. Стол, стул, кровать, да в кухонной нише разная дребедень, вот и все.
— Но ты произвел осмотр?
— Конечно. Все осмотрел, только потом дал разрешение.
— Какое?
— Чего — какое? Не понял.
— Какое разрешение ты дал?
— Останки увозить, какое же еще. Старичка ведь надо было вскрывать. Даже если он своей смертью помер, все равно, есть такое правило.
— Ты можешь изложить свои наблюдения?
— Запросто. Труп лежал в трех метрах от окна. Примерно.
— Примерно?
— Я не взял с собой рулетки. Месяца два пролежал, должно быть, совсем сгнил. В комнате было два стула, стол и кровать.
— Два стула?
— Ага.
— Ты только что сказал — один.
— Правда? Нет, кажется, всетаки два. Так, еще полка с книгами и старыми газетами. Ну и на кухне дветри кастрюли, кофейник и все такое прочее.
— Все такое прочее?
— Ножи там, вилки, консервный нож, мусорное ведро…
— Понятно. На полу чтонибудь лежало?
— Ничего, не считая покойника. Полицейские тоже ничего не нашли, я спрашивал.
— В квартиру еще ктонибудь заходил?
— Нет, ребята сказали, что никто не заходил. Только я да они. Потом приехали мужики с фургоном и увезли труп в полиэтиленовом мешке.
— И причина смерти Свярда уже установлена.
— Ага, вот именно. Застрелился. Уму непостижимо! Куда же он пушкуто дел?
— У тебя есть какиенибудь предположения на этот счет?
— Ноль целых. Дурацкий случай. Этого дела не раскрыть, я точно говорю. Редко, но бывает.
— А полицейские что сказали?
— Да ничего. Что они могут сказать — обнаружили труп, убедились, что все было заперто, и точка. Если бы в квартире пушка была, неужели мы ее не нашли бы. Да и где ей быть, если не на полу рядом с покойничком.
— Ты выяснил личность покойника?
— А как же. Фамилия — Свярд, на двери написано. С одного взгляда видно, что за человек.
— Нуну?
— Обычный алкаш, надо думать. Клиент для органов призрения. Такие частенько кончают с собой. Или упиваются до смерти, или с инфарктом на тот свет отправляются.
— Больше ничего существенного не добавишь?
— У меня все. В общем, головоломка… Загадочный случай. Тут и ты не справишься, помяни мое слово. Да и будто нету дел поважнее.
— Возможно.
— Как пить дать. Мне можно сматываться?
— Погоди, — ответил Мартин Бек.
— У меня все. — Альдор Гюставссон ткнул сигару в пепельницу.
Мартин Бек встал и подошел к окну.
— Зато у меня не все, — заметил он, стоя спиной к собеседнику.
— А что такое?
— Сейчас услышишь. Например, на прошлой неделе на место происшествия выезжал криминалист. Большинство следов было уничтожено, но на коврике он сразу обнаружил пятна крови, одно большое и два поменьше. Ты видел пятна крови?
— Нет. Да я их и не искал.
— Это чувствуется. А чего же ты искал?
— Да ничего. Ведь все и так было ясно.
— Если ты не заметил крови, мог и другое пропустить.
— Во всяком случае, огнестрельного оружия там не было.
— Ты обратил внимание, как был одет покойный?
— Не так чтобы очень. И ведь трупто сгнил уже. Что на нем могло быть, тряпье какоенибудь. И вообще, я не вижу, чтобы это играло какуюнибудь роль.
— Но ты сразу определил, что покойный был бедняк и жил одиноко. Не какаянибудь приметная личность.
— Точно. Насмотришься, как я, на всяких алкашей и прочую шушеру…
