Самым известным из них сегодня считается Никлас Луман. Его книги «Власть» (6) и «Общество как социальная система» (7) позволяют современной власти, по-видимому, наиболее успешно осознавать себя. Луман создает в своих работах картину общества и власти в обществе, которую трудно «узнать»; она, однако, является адекватной современному состоянию глобализованного общества.
Если общество постоянно дифференцируется, становится все более многообразным по многим и многим параметрам — то что же удерживает его целостность (помимо материальных инфраструктур, не относящихся к общественным явлениям)? Луман отвечает: коммуникация. Это нетривиальный ответ: лет двести назад общим ответом была бы «культура». Но сегодня культура и сама превратилась в объект технического действия: она искусственно меняется, и новые образцы создаются искусственно. Следовательно, культура более не может служить общей для всех системой образцов и норм.
Современное общество удерживается лишь некоторой материей коммуникации, для которой, однако, единства языка уже недостаточно: слишком многообразен мир вокруг. Становятся необходимыми так называемые генерализованные (общие для всех и обобщенные) средства коммуникации, среди которых Луман называет истину, деньги и власть. Фактически это те инстанции, к которым все должны относиться, чтобы коммуникация оказалась упорядоченной, чтобы люди имели возможность осознанного, мотивированного выбора.
Такое средство коммуникации, как власть, согласно Луману, служит для ориентации среди возможных способов действия в обществе. Современная власть не навязывает выбор, не осуществляет принуждение.
Напротив, сила власти заключается в богатстве предлагаемых альтернатив. «Властвующим» становится тот, кто сможет работать с большей неопределенностью возможностей, чем «подвластный». Современная власть формулирует мотивированные альтернативы — и в этом ее сила в современном многообразном обществе.
В острых ситуациях власть, напротив, основывается на формировании бинарных, оппозиционных схем: «черное — белое», «демократия — тоталитаризм», «цивилизация — варварство». Именно эти схемы являются каркасом, который связывает контролируемых биовластью индивидов, с одной стороны, и стихию общественной коммуникации с ее инстанциями интерпретации и символизации — с другой.
Использование бинарных схематизмов и кодов коммуникации впервые в качестве антиутопической гипотезы прозвучало у Джорджа Оруэлла в романе «1984» (8). В приложении к роману он описывает «новояз» — максимально обедненный язык, на котором нельзя было не только произнести крамольную фразу, но даже и помыслить нечто запретное, поскольку для этого уже не находилось понятий. «Враждебные идеи могли посетить сознание лишь в смутном, бессловесном виде, и обозначить их можно было не по отдельности, а только общим термином, разные ереси свалив в одну кучу и заклеймив совокупно», — так писал об этом языке Оруэлл.
Сужение общественной тематики до бинарных клише является мощным инструментом власти — в том числе и биовласти, поскольку человек, как писал Оруэлл про мир 1984 года, «был не в силах совершить многие преступления и ошибки — просто потому, что они безымянны, а следовательно — немыслимы» (8).
Принципы становления власти
В РАЗНЫХ СИТУАЦИЯХ используются разные комбинации «технологий» власти, но можно выделить общие принципы их построения.
Первый принцип. Из народного тела выделяется новая единица, новый народ. Это народ, который признает другого рода трансцендентные уровни и им подчиняется. Во время революции 1917 года это было появление классов рабочих и крестьян. В событиях в Украине это «оранжевые» — люди, которые признают внешнюю легитимность — легитимность демократическую, а легитимность властей Украины не признают[81]. Новый народ каждый раз создается за счет разных механизмов. Но само появление нового народа обязательно.
Второй принцип. Должны быть блокированы и обессмыслены существующие механизмы власти. Пример: действия Троцкого в 1917 году, который для захвата власти заблокировал системы связи — телеграф, телефон, почту (об этом пишет Курцио Малапарте в книге «Техника государственного переворота» (9). Временное правительство могло работать сколько угодно, но ни одно сообщение никуда не поступало.