Вот уже много лет Матильду неотступно преследовали мысли о смерти. В какой-то момент — теперь она затруднялась сказать, когда именно, — ей вдруг расхотелось строить планы на будущее: осуществить их все равно не хватит времени.
Однажды она прочитала в газете о том, как машина сбила «пожилую даму»; вычислив, что та на несколько лет моложе ее, Матильда посмотрела на себя как бы со стороны и пришла к выводу: жизнь кончена.
Поэтому она спокойно переносила известия о смерти ровесников, ведь и сама она уже пребывает в «зоне риска», как выразился бы Нанни, говоря о каком-нибудь пожилом пациенте. Но мысль о неожиданной, насильственной смерти пугала ее, поскольку она давно приготовила себя к тому, чтобы тихо умереть в своей постели, видя у изголовья священника и сына, надевшего подобающую скорбную маску (она не сомневалась, что хотя бы короткий период траура будет соблюден).
Однако сдвинутые с места скальпели заставили Матильду представить смерть совсем в ином обличье, нежели мирное угасание в постели под успокаивающее бормотание молитв. Недаром газеты только и кричат о кровавом насилии, уже унесшем столько молодых жизней…
Матильда в задумчивости подошла к камину и уставилась на футляр со скальпелями. Легонько подтолкнув его указательным пальцем, сдвинула сперва на несколько сантиметров влево, затем чуть вправо — чтобы пряжка точно совмещалась с черным пятном на мраморе. И вдруг, словно решив проделать опыт, взяла футляр, повернулась спиной к камину, отошла, а потом, снова подойдя, положила скальпели на прежнее место… Хотя нет, не на прежнее: пряжка оказалась слева от пятнышка, точь-в-точь как в тот, первый раз, когда это насторожило Матильду. Она живо представила себе, как подобные движения проделывает ее сын.
Энеа с детства имел пристрастие ко всяким режущим инструментам. За обедом никто так ловко не мог разделать курицу; Нанни всегда обращал внимание гостей на эту способность сына. «Глядите, — говорил, — режет так, будто знает анатомию, пожалуй, лучшего ассистента мне в операционной не найти». А Энеа однажды посмотрел на отца — у него даже глаза покраснели от возбуждения — и выпалил: «Попробую с удовольствием». «Да ну?! — расхохотался Нанни. — Хирургом решил стать? Так и быть, придержу для тебя местечко в клинике».
Вот ведь в чем был весь ужас: охотник на юные парочки тоже очень умело орудовал ножом! Ему впору быть мясником, писали газеты, гравером, а то и хирургом — с такой профессиональной уверенностью кромсает он груди и лобки своих жертв… И к тому же он меткий стрелок — попадает в цель с первого выстрела, чем всегда отличался Энеа.
Матильда отошла от камина, стараясь унять разыгравшееся воображение. Надела пальто и направилась к двери: может быть, прогулка избавит ее от похоронных мыслей…
Однако, двигаясь к площади, она осознала, что не в силах сосредоточиться ни на чем ином. Казалось, и весь город живет слухами о маньяке: вот у газетного киоска собралась группка людей, горячо обсуждающие последние новости в этом деле. Матильда с неприязнью подумала, что их точно обуял какой-то азарт, — просто удивительно, как такие убийственные подробности не внушают им ни смущения, ни страха!
Она ускорила шаг, едва заметным кивком ответив на приветствие киоскера, и тут вдруг столкнулась с Мариано Пиццоккери: тот стоял и ждал, когда она его заметит. Матильда вежливо, но сухо улыбнулась и хотела было обойти его стороной, но Мариано, вытянув руку, загородил ей дорогу.
— Вы стали затворницей, соседка, я что-то совсем вас не вижу. Наверно, только это чудовище может выманить вас из берлоги.
— Ничего подобного, — возразила Матильда, — я почти каждый день выхожу, скорее уж, это вы обленились.
Мариано Пиццоккери до пенсии работал страховым агентом, а потом уступил место сыну и с тех пор целыми днями сидел дома в кресле, строчил на больших белых листах миниатюры в стихах и в прозе. Правда, его творчество пока не нашло почитателей, но сосед не отступался: декламировал свои опусы всем кому не лень, нередко и Матильда попадалась в ловушку. То он подловит ее на прогулке, когда та усядется передохнуть под каштанами у каменной ограды Фьезоланского аббатства, то явится прямо домой, и ей поневоле приходится слушать.
