Еще минут десять он потоптался на месте, потом зашел в бар выпить горячего молока. Но ни на минуту не отходил от стеклянной двери, чтобы ненароком не пропустить девушку. Выйдя из бара, Энеа снова принялся расхаживать по площади. К пяти часам он окончательно продрог и чувствовал ломоту в коленях и пояснице. К врачу они все равно уже опоздали, а где искать Нанду, он понятия не имел. Знал только, что после очередной шутки, которую она с ним сыграла, на улице Ренаи наверняка ее не найдет.
Носиться по городу не хотелось, возвращаться домой — тоже: что-то еще скажет мать, увидев его дома в такое время!.. Но в конце концов холод и усталость сделали свое дело, и он поехал в Сан-Доменико, решив, что сразу же поднимется к себе в кабинет.
Однако, к его удивлению, Матильды дома не оказалось. Саверия сообщила ему об этом, затем протянула листок бумаги.
— Вам три раза звонил какой-то синьор Маццакане! — воскликнула она, радуясь, что наконец-то смогла передать послание. — Просил срочно позвонить вот по этому номеру.
Энеа пошел в гостиную звонить и удивился, услышав в трубке чей-то шепот: он был уверен, что звонил Альдо на службу.
— Моя фамилия Монтерисполи, — сказал Энеа. — Могу я поговорить с синьором Маццакане?
Альдо, подойдя к телефону, пробормотал сдавленным голосом:
— Вы слышали, что с Нандой?
— Нет, а что?
Последовала короткая пауза, показавшаяся ему вечностью.
— Она умерла, — выдохнул наконец Альдо. — Я здесь, у ее родителей. И вы, если хотите, приходите, им будет приятно с вами познакомиться.
Энеа тотчас вышел и взял такси. Но добирался очень долго: на дорогах были пробки. Новое четырехэтажное здание находилось почти у окраины, на улице Менабреа. Перед домом и на всех балконах цветы.
Дверь открыла мать Нанды. Хрупкая, элегантно одетая женщина, в глазах ни слезинки.
— Проходите, прошу вас.
Просторная гостиная была обставлена мебелью в стиле чиппендейл; в буфете на полках сияло начищенное серебро. Большое окно задернуто прозрачными шторами, а поверх них красовался ламбрекен из красного камчатного бархата, такого же, как и обивка на креслах и диванах.
Из кресла, завидев его, поднялся Альдо Маццакане, подошел и протянул руку. Седой мужчина в углу дивана, напротив, не шелохнулся, только внимательно поглядел на Энеа.
— Мы знаем, сколько вы сделали для нашей дочери, — прошептала мать Нанды, — и благодарны за это.
Все сели, помолчали несколько минут, потом женщина встала, подошла к бару, отделанному внутри зеркалами, вынула оттуда бутылку и четыре стакана.
— Так вы, значит, не читали газет? — обратился Маццакане к Энеа.
Тот покачал головой.
— Тогда вам, наверно, хочется узнать, как это случилось. — И стал рассказывать, сдержанно, то и дело посматривая на отца Нанды, словно боясь, как бы тому не стало плохо. — Позавчера она вышла из дома часа в три ночи. Соседка слышала, как отпирали дверь. Бросилась она с Понте Веккьо, но тело обнаружили за много километров вниз по течению. Вчера утром, в семь часов. В кармане нашли завернутое в целлофан удостоверение личности и номер телефона ее родителей. Так что опознание не составило труда.
— А где она теперь? — спросил Энеа.
— В морге. — Альдо Маццакане еще понизил голос. — Будет вскрытие.
Дни, оставшиеся до похорон, Энеа провел в квартире родителей Нанды, а ночами бродил по городу. Перед рассветом ненадолго заглядывал к себе домой, потом снова уходил.
На кладбище он держался поодаль от остальных; взгляд его блуждал по бесконечным памятникам. Народу было немного: только он, Альдо Маццакане, мать, отец и еще одна девушка, ходившая вместе с Нандой в школу и жившая этажом выше. Энеа пришел с букетиком маргариток, которые поначалу хотел бросить на гроб, но потом, передумав, вложил в руку матери.
Когда все закончилось, Альдо Маццакане пригласил его пойти выпить чего-нибудь. Он отказался. Остановил проезжавшее такси и поехал на улицу Ренаи, где два дня и две ночи просидел в кресле возле кровати. Спал или нет — не помнил и вообще потерял счет времени, все было как в тумане. На третьи сутки услышал стук в дверь и, сделав над собой невероятное усилие, пошел открывать. Ноги едва передвигались, тело ныло. Он ничуть не удивился, увидев перед собой Джорджа Локриджа.
