Я здорово приложился носом о переднее сиденье, и даже Палму выругался.
— Куда вас несет?! — рявкнул он. — Мы на тот свет не торопимся.
Полицейский в форме отдал нам честь, когда мы наконец выбрались наружу.
— Патрульная машина уже уехала, доложил он обстановку. — Их куда-то вызвали. Но этих мы успели накрыть. Бежать хотели. Половину вещей погрузили.
— Кто?! — изумился я.
— Преступники, конечно, — ответил констебль. — А кто — не знаю. Кто-то из шайки… Убийцы… В любом случае — остальные удрали. Нам удалось захватить только шофера грузовика и одну девушку. Она там, в доме. Ревет в три ручья.
— О ком вы говорите? — спросил я, чувствуя, что голова у меня идет кругом.
Даже Палму на этот раз, казалось, был изумлен.
— Мало того, что убили несчастного старика, так им еще и квартиру обчистить захотелось! — с возмущением продолжал констебль. — Все вынесли: вещи, столы, стулья — все! И глазом не моргнули! Вот — полюбуйтесь! — И указал на жалкую кучу барахла, лежавшую на земле. — Таких отъявленных негодяев я еще не встречал, — с мрачной торжественностью произнес констебль. — Они ведь хладнокровно кофе распивали, когда патруль их накрыл.
— И что они говорят? — машинально спросил я.
— Да девчонка пыталась что-то пискнуть, но я велел ей молчать, — объяснил констебль. — Ведь положено, чтобы командир группы лично допрашивал.
— Разумеется, — сказал я, покосившись на Палму.
— Я им на всякий случай наручники надел, — с довольным видом повествовал констебль. — На этом все обсуждения закончились. Только девчонка ревет как белуга, так что я решил во дворе вас подождать, тем более что все равно надо за вещами приглядеть. Ведь приказали ни к чему не прикасаться.
— Разумеется, — снова подтвердил я и посмотрел на Палму. С восхищением.
Свистящий хрип рации перебил нас.
— Ламберг хочет доложить, — сообщил дежурный и сразу понравился: — Комиссар Ламберг.
В голосе Ламберга слышалось крайнее возбуждение.
— Нашли бумажник! — кричал он. — Фредрик Нордберг, все правильно, как в сообщении. Я случайно слышал, как вам докладывали об опознании. Нашли в урне, под всем мусором, когда парковый служитель ездил с тележкой, опорожнял урны.
— Как?! — у меня дрогнул голос. — Вы хотите сказать, что не вы… что ваши люди не осмотрели сами мусорные бачки и урны?
— Разумеется, нет, — оскорбленно ответил Ламберг. — Вы же всегда требуете делать только то, что приказано. А это приказано не было. Приказ гласил: «Прочесать местность». Местность, все пространство то есть, прочесано. Тщательнейшим образом.
Палму вытащил изо рта трубку и стоял с виноватым видом. Я немо воздел руки к небу.
— Ладно, Ламберг, — сказал я. — Тогда снимите так же тщательно отпечатки пальцев.
— Разумеется, это понятно, — заверил тот. — К бумажнику никто не прикасался с тех пор, как мы его получили из рук служителя. У нас тут целая орава занята делом. И, конечно, мы просеем содержимое этой урны.
Кокки не мог удержаться.
— Складывайте в пакеты! — прокричал он через мое плечо. — Это Кокки говорит — складывайте в пакеты весь мусор!
— Весь мусор из урны, — пояснил я. — И пройдитесь по остальным урнам, если их еще не успели вычистить. Все, спасибо, Ламберг.
Я повернулся к Палму.
— Недурно ты покомандовал от моего имени, — саркастически сказал я. — Как ты мог забыть об урнах? На твоем месте я бы сейчас бил себя в грудь и каялся!
— Ты сам вечно так говоришь: «местность», «обстановка», — смиренно пытался оправдаться Палму. — Сам не понимаю, какой черт меня дернул за язык сказать про эту «местность». — Он не удержался и сердито добавил: — Мне и в голову не могло прийти, что Ламберг понимает все так буквально.
— Не будем терять время, — решительно сказал я. — Пойдемте в дом. Наконец мы напали на след.
К чести девушки надо сказать, что она уже не ревела как белуга, а сидела с опущенной головой, закусив губы, и роняла тихие слезы на руки. Девушка была очень хорошенькая. С золотистыми волосами и почти совсем не накрашенная. И никаких брюк-дудочек, которые я ожидал увидеть, на ней не было.
Дом внутри выглядел унылым, обветшалым. Квартира состояла из комнаты и кухни. Выцветшие, грязные обои. Там, где вдоль стен стояла мебель, вынесенная теперь во двор, на обоях выделялись четкие силуэты. Окна выходили в серый скучный двор. На полу стоял старый-престарый черный чемодан, с раздутыми от вещей боками, рядом — приготовленные и увязанные картонные коробки. Стол и два стула тоже еще оставались в комнате. Стол был накрыт: кофейник, три чашки, сливки, сахар и одна сдобная булочка на тарелке.
