Илола, слушавший с неослабным вниманием этот рассказ, нахмурил лоб. Заметив это, Селма пояснила:
— Мы с Элизой тоже поначалу были весьма озадачены. Однако затем, когда этот человек приехал, не прошло и недели, как наши предубеждения развеялись. Даже мы… приходится в этом признаться, привязались к нему. Да так… что это скоро дало о себе знать.
Лицо Селмы при этом дрогнуло. Она сложила руки на груди. Пальцы переплелись, подавляя внутреннее напряжение, от которого густая краска прилила к ее щекам. Заметив это, Илола спокойно проговорил:
— Говори всю правду! Меня ничто не удивит.
— Это очень трудно. Так стыдно… особенно теперь, задним числом.
— Смелее!
— Боже мой! Я и сама в этой истории представляюсь в сомнительном свете. Он падает даже на Элизу…
Последняя фраза пронзила душу Илола. Он был достаточно сообразителен и угадал, что за этим последует. Неужели еще и Элиза?..
Заметив смятение Илола, Селма поспешила успокоить его:
— Погоди… дай досказать. Твои самые дурные предположения не оправдаются. Однако, прежде чем я начну рассказывать о наших взаимоотношениях и стесненной ситуации, которая порождалась ими, позволь мне рассказать, о каком госте идет речь.
— Конечно! Это же самое важное.
Селме стало явно легче, поскольку рассмотрение сути дела несколько отложилось. Илола тоже ощутил что-то в этом же роде. Селма начала:
— Имя этого человека Конрад Глас.
— Следовательно, немец? Я подумал, что Хелина повстречалась с греком.
Руки Селмы сделали непроизвольное движение, как бы опровергая это:
— Нет-нет, он сказал, что по национальности немец. И сообщил, что зовут его Конрад Глас.
— Сообщил?
— Да, именно. Я никогда не видела своими собственными глазами его паспорта. И никаких других официальных документов, удостоверяющих его личность. И кроме того… хотя он и говорил на безукоризненном немецком языке, мне иногда казалось, что он понимает и… по-фински.
Илола удивился.
С минуту Селма собиралась с мыслями. Затем она принялась объяснять:
— У меня нет прямых доказательств в подтверждение своих догадок. Но иногда я испытывала удивительное, почти физическое ощущение… когда мы, женщины, говорили между собой по-фински, Конрад понимал нас.
— Следовательно, он скрывал это?
— До самого конца! Если вообще мое чисто инстинктивное предположение соответствует действительности.
— Как он выглядел? Сколько ему лет… и как он вел себя?
— Он никогда не говорил, сколько ему лет.
— Но все же примерно, судя по внешности?
— Что-то около пятидесяти. Может, и постарше. Но выглядел он очень моложаво. Зубов полон рот, густые волосы. Стройная и сильная мускулистая фигура…
Рука Селмы вдруг взлетела ко рту. Очевидно, она заметила, что описание было слишком детальным, пристрастным и воодушевленным.
С минуту она молчала.
Все ее существо говорило о внутренней борьбе. Но затем она приняла внезапное и наверняка весьма драматичное для себя решение:
— Раз уж я обещала быть откровенной, — сказала она глухо, — то сдержу свое слово!
— Я слушаю.
— Мы выполнили пожелание Конрада и сохранили его пребывание в тайне. И все же в деревне возникли слухи. Неожиданные гости… а Конраду нужно было гулять, дышать свежим воздухом…
Чтобы ускорить рассказ, Илола промолвил:
— Эта сторона известна. А вот внутренняя жизнь… взаимоотношения внутри дома.
Селма закусила губу.
Слова с трудом сходили с языка, но все же сходили:
— И я совершила падение, отдалась ему.
Илола поспешил отвести взгляд в сторону. Он услышал длинный, подавленный вздох Селмы, а затем и следующие слова:
— Этот мужчина… был неотразим. Когда он покорил меня, нам удавалось скрывать наши отношения от Хелины. Но, когда затем он стал поглядывать и на Элизу, положение стало совершенно… невыносимым.
С тяжелым сердцем Илола ждал продолжения.
— У них обоих, — говорила Селма, — было два общих увлечения. Оба страстно любили природу. Кроме того, Конрад учил Элизу живописи. Но не тревожься… я уверена, что, прежде чем между ними успели установиться близкие отношения… произошло это столкновение с Тойвиайненом.
Теперь, когда был преодолен самый трудный барьер, Илола осмелился взглянуть вновь в лицо Селмы.
