Современный финский детектив - страница 159

Хотелось курить. Но в архиве это категорически запрещено. Он повернулся к Онерве — перед ней лежала та же анкета, что и прежде. Во всем ее облике сегодня было что-то незнакомое и настороженное, Харьюнпяа показалось, что Онерва следит за ним и чего-то ждет.

— Так ничего не получится, — вздохнул Харьюнпяа и, сказав это вслух, почувствовал какое-то облегчение. Они уже третий час просматривали личные дела зарегистрированных в Хельсинки цыган и откладывали в сторону те, в которых встречалось имя Асикайнена. Идея принадлежала Кандолину, он был твердо уверен, что причина убийства рано или поздно обнаружится, и собирался допросить всех до единого цыган, с которыми Асикайнен вступал когда-нибудь в контакт.

— Конечно, не получится! — горячо подхватила Онерва и наклонилась ближе к Харьюнпяа, как человек, уже давно знающий секрет, о котором собеседник догадался только теперь. — Из этого ничего не получится, потому что Кандолин расследует не то. Ты понимаешь, что он расследует?

— Убийство Асикайнена.

— Да. А этот путь — ложный. Настоящей жертвой был Фейя Хедман, Асикайнен умер потому, что некстати выглянул в окно. Я в этом уверена.

Онерва сделала жест, словно хотела, но еще не совсем решилась подвинуть к Харьюнпяа лежавшую перед ней анкету. Вместо этого она открыла свою сумочку и, ни слова не говоря, вытащила себе и ему по сигарете. Оба молча закурили. Под потолком поскрипывал вентилятор.

— Я допрашивала утром Сашку, — сказала Онерва и так затянулась, что сигарета затрещала. — По просьбе Кандолина… Была тем мягким следователем, той доброй тетей, которая все понимает и на груди которой можно всплакнуть… И Сашка плакал. И я его поняла. Он никого не убивал. Но он знает убийц. А про то, откуда у него оружие, он врет просто потому, что веревочка ведет, конечно, домой…

Харьюнпяа мало говорил с Сашкой — он видел парня только два раза: в четверг ночью в «садке», сразу после задержания, и сегодня, в субботу, в комнате опознания в связи с допросом свидетеля Эйнара Копонена; он помнил, как Сашка чуть не рухнул, услышав, в чем его обвиняют, и какая безнадежность была в голосе Хулды Хедман.

— Эти мудрствования Кандолина всех ослепили, — сказала Онерва с горечью и усмехнулась. — Но они не стоят и выеденного яйца… Ты только подумай, если бы они хотели убить именно Асикайнена, неужели они не нашли более удобного момента, когда он был весь на виду. А если задумали убить обоих… Они сделали бы это тогда, когда обе жертвы оказались бы рядом. И дураку ясно, что нужна фантастическая случайность, чтобы пострадавшие очутились на одной линии — один во дворе, а другой в доме, у окна. Фейя же был как на подносе. Тут есть только один вариант…

Харьюнпяа внимательно слушал Онерву. Он чувствовал, что она права. Точнее — знал это. Ему уже с самого начала показалось, что здесь какая-то путаница, но он не дал себе труда особенно разбираться в этой истории — ему не хотелось ею заниматься, и он не считал себя за нее ответственным; теперь же он почти возненавидел себя за слепое выполнение приказов Кандолина. Его оправдывало только то, что он привык работать с Норри — а решения Норри всегда были честными и разумными, в них никогда не приходилось сомневаться.

Харьюнпяа хрустнул пальцами — он почувствовал, как что-то в его сознании прояснилось.

— Онерва, помнишь, та свидетельница, которая была тогда в тире, уверяла, что убить хотели ее… Почему она так думала? Потому, что убийцы, как ей показалось, назвали ее по имени. Эту женщину зовут Нюландер. Эйя Нюландер.

— Да. Они кричали: «Фейя!»

— Понятно. Теперь пойдем посовещаемся немного с Кандолином.

— Погоди минутку…

Онерва откинулась на спинку стула и, склонив голову, смотрела на Харьюнпяа; только теперь он заметил, что Онерва причесалась сегодня по-новому — лоб у нее открыт; а ведь он, кажется, никогда раньше не видел ее лба. Это высокий, с красивой покатостью и малюсеньким шрамом лоб. Он посмотрел в глаза своей коллеге — они такие же светлые и ясные и такие же пронзительные, как всегда, но сейчас в них промелькнуло что-то почти насмешливое.

— Ты, наверно, знаешь, почему Кандолин перешел в отдел насильственных действий? — спросила или, вернее, утвердительно сказала Онерва — она не ждала ответа; все знали, как Кандолин года два назад поклялся, что станет самым молодым старшим комиссаром, — по криминальной полиции слухи курсировали не хуже, чем в обществе самых заядлых сплетниц: начальник отдела насильственных действий Ваурасте был единственным старшим комиссаром, который в ближайшее время собирался уйти на пенсию. — Я с ним вчера говорила, — тихо продолжала Онерва. — Он согласился, что в моих соображениях, может быть, и есть известная проницательность… Кандолин употребил именно эти слова. Он предложил изложить все на бумаге, чтобы не забылось. Я это сделала.