Современный финский детектив - страница 143

— Онни, пора. Я больше не вытерплю. Онни?

Вяйнё отбросил байковое одеяло и попытался встать. Это было нелегко: он лежал между сиденьями машины уже второй час, все тело затекло, карданный вал так больно сдавил правый бок, словно в него пнули ногой, а стоило только пошевелиться, рану невыносимо саднило.

Вяйнё встал на колени. Теперь, когда на нем уже не было одеяла, оберегающего и теплого, когда рассеялась полудрема, все снова показалось ему ужасным: и то, что впредь целыми неделями придется прятаться, и то, что все так невероятно быстро изменилось. Он пригнулся за дверцей, протянул руку через спинку сиденья к багажнику и, нащупывая вещи, тронул Онни за плечо.

— Быстрее, Онни! Нам надо идти.

— А? Где мы?

Голос Онни был вялый, он пил до тех пор, пока Севери не рассердился окончательно и не выбросил бутылку в кювет.

— Мы дома, во дворе, в машине Севери. Он велел подождать четверть часа. Они уже прошли.

— Ага. Я еще минутку покемарю.

— Нет, Онни!

Вяйнё поднялся на сиденье и стал срывать с Онни одеяло. Оказавшись на виду, он вдруг испугался, что кто-то может в любую минуту заглянуть в окошко машины, узнать его и пристрелить.

— Быстро, Онни!

Он почти насильно заставил двоюродного брата сесть и, сжав зубы, стал тянуть его через спинку сиденья; машина качалась, оси скрипели, и на мгновенье, мешая друг другу, ребята превратились в сплошной клубок.

— Черт бы тебя драл…

— Не трогай — руку больно.

— Плевал я на твою руку…

Вяйнё приоткрыл дверцу машины — воздух был приятный, терпкий. Двор казался вымершим. Не задерживаясь, Вяйнё опустился на землю, потянул Онни за рукав, и, согнувшись, они прошмыгнули к двери погреба. Вяйнё втолкнул туда Онни, скользнул за ним и прикрыл дверь. Только после этого он осмелился перевести дух — здесь их не увидит ничей недобрый глаз.

— Я ничего не вижу…

— Подожди-ка…

Вяйнё порылся у себя в кармане, нашел зажигалку и щелкнул. Пламя отбрасывало слабый свет. Но этого было достаточно — Вяйнё увидел стену, сложенную из серых камней, земляной пол и трухлявые доски, положенные как мостки. Он оградил пламя ладонью и пошел, удаляясь от дверей. Онни ковылял за ним. Потолок был такой низкий, что приходилось нагибать голову; в щели между досок сыпались опилки, темная от пыли паутина свисала клочьями, словно рваные тряпки. Мостки расходились налево и направо. Ребята свернули направо. Неприятный запах овощей и плесневелой одежды стал острее. Наконец они увидели лесенку, услышали звук шагов, доносившийся сверху, и остановились. Над ними была кухня.

— Ш-ш…

Вяйнё поднял палец к губам, согнул голову — если стоять тихо, можно расслышать разговор.

Севери бушевал:

— …Ну и что? Значит, по нужному адресу попала, если угодила в плоскостопого, вы-то это знаете, Рууса. И если хотите забыть остальное, то вспомните хотя бы, что́ они тогда в Лахти натворили со своими собаками…

Севери отошел подальше, и его слов больше не было слышно. Вяйнё не мог понять, о чем они говорят. Но ему показалось, что в кухне кто-то плачет, стараясь сдерживаться, — это могла быть Рууса. Потом Миранда крикнула резким голосом:

— Но ты же знаешь, какой шум из-за этого поднимется! Они никогда в жизни не успокоятся, раз это был плоскостопый. Налетят, как шершни, на всех цыган. Все начнут психовать, и нашу семью возненавидят. А рано или поздно кто-нибудь расскажет, что это Вяйнё и Онни, и плоскостопые их здесь найдут, хоть мы парней в дымоходе спрячь!

Поскольку на кухне других мужчин не было, Миранда осмелилась кричать на Севери. И тут Вяйнё все понял. Рука его дрогнула, зажигалка погасла. Стало темно, хоть глаз выколи. Вяйнё дышал, приоткрыв рот, он знал, что понял правильно; и все-таки ему казалось, что это сделал кто-то другой, не он, не Онни, который дышал сейчас рядом с ним, вместе с которым он бежал через лес, а потом по горе над пляжем, через дворы до самой Шишечной улицы.

— Онни, мы убили какого-то плоскостопого…

— Ты что — сбрендил? Постучи, чтобы нас впустили.

— Нет… Послушай, что они говорят.

— …знал бы — придумал бы что-нибудь другое, — говорил Севери, и по голосу можно было понять, что ему страшно, хотя он и не хочет в этом признаваться. — Но история с Фейей еще хуже. Как там сказано…