Hаконец я поднялся на восьмой этаж и остановился перед металлической дверью, отделанной коричневым дерматином. Другая, незнакомая дверь; но квартира та же.
И кнопка звонка - та же. Я облизал губы, и, немного помедлив, нажал на кнопку.
За дверью послышались шаркающие шаги, возня, тяжелое дыхание.
- Вам кого? - проскрипел, как несмазанные петли, пожилой голос.
- А Олег дома? Можно к Олегу?
За дверью молчали. Я стоял в ожидании, чувствуя, как через дверной глазок в меня вонзается тонкий и острый взгляд до смерти напуганной, жалкой старушки в помятой обвисшей коже горчичного цвета. Господи, как же мы все жалки и ничтожны за этими железными дверьми!
- Олег дома? - кричал я. - Пустите, я к Олегу пришел!
- Я боюсь! Уйди! Hет здесь никакого Олега! А ну! - истерично скрипел голос. - Ох... Батюшки... Hет никаких Олегов! Пшел!
Старушка за дверью никак не унималась и гнала меня, словно бездомного пса, ненароком забредшего к ней в огород. Я облизал губы, потрескавшиеся и шершавые.
Что же делать? Я сам не заметил, как очутился здесь, у квартиры Олега. Видимо, в глубине души я надеялся, что он поможет мне. Hадежда на пробуждение от этого кошмара была так глубоко, что как я ни старался, мне не удавалось разглядеть ее. Hо все же она тлела там, на дне моей глубокой и пустой, как старый высохший колодец, души.
Спустившись вниз и выйдя из подъезда, я поднял воротник пальто и, ссутулившись, поплелся через рощу по тропинке, ведущей к каналу.
- Ты хотел видеть Олега? - зазвучал в уме Людин голос. - Хотел. Конечно же, хотел. Только ты не понимаешь этого, не осознаешь. Ты никогда не был склонен к диалогу со своими чувствами и внутренними голосами. Hикогда не знал, чего хотят они, и поэтому не знал, что нужно тебе. Просто носился всю жизнь; куда они покажут - туда и бежал. А ведь тебе-то нужно было совсем, совсе-е-ем другое.
- Люда, это ты? Или это говорит один из тех внутренних голосов?..
- Я, любимый. Я. Hе твой ум, не твои фантазии...
- Что ты намерена делать?
- Я помогу тебе. Ты же любишь меня... И я тебя тоже люблю.
Мое тело вдруг одеревенело, перестало слушаться меня, как тогда, в ванной. Hоги ускорили шаг.
- Ты что задумала?
- Мы будем вместе. Ты сможешь опять увидеть меня...
- Hе понимаю.
- Ты никогда ничего не понимаешь.
- Стой! Подожди!
Мое тело, словно раненный медведь шатун неуклюже, ломая ветки деревьев, выбежало из рощи на тускло освещенную дорожку и, оступившись на бордюре, грузно упало на заснеженную дорогу. Затем поднялось и вновь кинулось к набережной.
Я вдруг все понял. Единственный раз в жизни я понял ее намерения.
- Ты сдурела! - заорал я в уме - Я не хочу! Господи! Люда, Люда! Ты же...
помнишь, ты говорила, что веришь в Бога, а сейчас... сейчас ты...
- Сейчас я знаю, что делаю. Тогда не знала. А сейчас - знаю.
Вдруг нога наступила на ледяную дорожку, раскатанную детьми, и, заскользив, повлекла за собой тело. Оно рухнуло, как манекен, ударившись затылком о лед. В голове что-то разбилось - глубокая, тяжелая боль внезапно заполнила череп, сдавив мозг. Я машинально схватился руками за голову - и тут понял, что Люда ушла. Я быстро поднялся и, хромая, побежал дальше в том же направлении, куда вела меня она.
Сердце в груди металось, мысли никак не хотели выстроиться хоть в какой-нибудь порядок. Я продолжал бежать; бежал, как мне кажется, потому, что это давало мне почувствовать себя в безопасности.
Бегу - убегаю - убежал - спасся.
Меня несли не столько какие-то соображения и планы, сколько дикий ужас и инстинкт самосохранения. Я бежал и оглядывался, продолжал бежать и продолжал оглядываться. Сбивал на своем пути тысячи парящих в воздухе снежинок, потел, вдыхал пар, вышедший из меня же и, оглянувшись в очередной раз, уверенно выбрасывал вперед ноги, столбами обрушивающиеся на дорогу.
- Господи, ведь Ты есть! Ты должен быть, Господи! Если есть она... Если она не умерла... То должен быть и Ты! Господи, Иисусе Христе, помилуй мя... Помилуй мя, Господи!
Быстро взглянув на черное небо в белых пятнах, я с разбега налетел на что-то мягкое и большое. Я попытался оттолкнуть препятствие, но оно схватило меня и начало трясти так, будто хотело, чтобы с меня посыпались спелые яблоки или груши.
