За многие годы я успел собрать своего рода коллекцию порочных заблуждений, и рассказ о некоторых поможет показать, какую именно критику лично я считаю справедливой.
Кому из нас не доводилось слышать презрительных замечаний о том, что современная медицина, дескать, неспособна вылечить даже элементарную простуду? Здесь оскорбительна не ложность этого заявления (в какой-то степени оно правдиво), а сама постановка вопроса, из которой следует, что совершенно бессмысленно вливать миллиарды долларов в исследования рака, поскольку современная медицина – и так далее. Ошибка в данном случае заключается в том, что, по распространенному мнению, клинически простые заболевания вызываются элементарными причинами, тогда как «серьезные» болезни чрезвычайно сложны и для них крайне трудно отыскать причины и лечение. Тут нет ни слова правды: обычная простуда, которую провоцирует какая-либо из острых респираторных инфекций и на которую может накладываться аллергическая реакция, является предельно сложным заболеванием; то же самое можно сказать об экземе, большинство форм которой по сей день приводит врачей в замешательство. С другой стороны, ряд тяжелых заболеваний – например, фенилкетонурия[65] – диагностируются достаточно просто; некоторые, как ту же фенилкетонурию, можно предотвратить или вылечить, и мы научились справляться со многими бактериальными инфекциями. Для отдельных форм рака известны причины и способы борьбы – скажем, отказ от курения или смена работы / местожительства при контакте с вредными химическими веществами. Беспристрастная оценка гласит, что приблизительно в 80 процентах случаев рак вызывают именно внешние причины.
Другая декларация того же рода, что и рассуждения об обычной простуде, причисляет рак к «порокам цивилизации»; это якобы логичный вывод из того наблюдения, что рак гораздо чаще диагностируется в промышленно развитых странах западного мира, а не в развивающихся государствах. Но люди, хотя бы в общих чертах знакомые с демографией или эпидемиологией, не преминут спросить, насколько сравнимы между собой общества, которые сопоставляет говорящий. Смело скажу, что в данном отношении сравнивать нельзя. При относительно продолжительном сроке жизни западного человека (который уверен, что не умрет раньше «положенного» в силу каких-то угроз) относительно высокий процент раковых больных (а рак – болезнь преимущественно зрелого и пожилого возраста) в сравнении с развивающимся миром выглядит нелепым. Сравнивать показатели смертности возможно, только если население стандартизовано по таким переменным, как возрастной состав, и с учетом – обязательно – успехов местной медицины в диагностировании болезней.
Еще один способ, каким ученый может лишиться друзей, состоит в привлечении чрезмерного внимания к тем фортелям, на которые горазда наша избирательная память. «Трижды за ночь, никак не меньше, мне снилась кузина Уинифред, а на следующий день она мне позвонила. Если это не доказывает, что сны могут предсказывать будущее, тогда о каких вообще прогнозах мы говорим?» Но мой совет молодому ученому будет таков: вспомните, сколько раз вам снилась кузина Уинифред, хотя никаких телефонных звонков за этим не следовало. Вдобавок разве она и без того не звонит вам чуть ли не каждый день? Мы запоминаем лишь поразительные совпадения; наш мозг не ощущает потребности запоминать единичные или двойные неудачи, зато охотно фиксирует в памяти тройные (и далее, с каким бы числом ни были связаны конкретные предрассудки). Например, заметив на дороге неосторожного или неловкого водителя, мужчина делает в уме мысленную пометку, но запомнит этот случай, только если за рулем другой машины была женщина: так он убеждает себя в слабости водительских навыков у женщин, не осознавая ошибок собственного суждения.
В работе на аналогичную тему врач-эндокринолог Дуайт Ингл привел следующий пример «беспамятного» общения:
Психиатр. Почему вы размахиваете руками вот так?
Пациент. Чтобы отгонять диких слонов.
Психиатр. Но здесь нет никаких диких слонов.
Пациент. Ну конечно! Я же их прогнал!
