– Я буду учиться!
– Врешь! Она первая же тебя бросит!..
– Неправда! Она меня любит!..
– Конечно, с одним не выгорело…
Хлопает дверь. Он не ждет лифта. Мне слышно, как громыхают его ботинки, минуя по пять ступенек.
Война объявлена!..
С этого дня он почти перестал бывать дома. В сущности, дома он только ночует. Борис вручил ему ключ от входной двери, и он возвращается когда вздумает. Иногда в половине второго. Мои бдения у окна носят теперь тайный характер. Я ложусь одновременно с Борисом и, дождавшись, пока он уснет, занимаю свой пост. Я гашу свет, и поэтому с улицы меня нельзя увидеть. Он возникает в проеме арки, и, отпрянув от окна, я тут же ложусь в постель – делаю вид, что сплю. И слышу, как он бренчит на кухне посудой. Должно быть, он ест стоя, прямо из кастрюльки. Он похудел, под глазами синяки. Стал отращивать бороду – «мы с Зельцем»…
Не сын, а бесплатный квартирант, о котором вдобавок мы мало знаем. Однажды он был у нас с ней. Я обнаружила на своем гребешке длинный золотой волос. Потрясенная, я долго его разглядывала. Но что может сказать о своей хозяйке один-единственный волос? Он был тонкий и шелковистый, что якобы свидетельствует о доброте… Но как она смела причесываться моим гребешком?.. Какая бесцеремонность!..
Я взглядом сыщика осмотрела все вокруг, но других улик не обнаружила.
– Как ты думаешь, зачем он ее приводил? – спросила я у Бориса.
– Спроси что-нибудь полегче, – сказал Борис. Мое сообщение не произвело должного эффекта. – Возможно, им нужна была крыша, – добавил он, помолчав.
Борис настроен оптимистически. Он считает, что парень в возрасте Витьки должен иметь личную жизнь. Что с точки зрения морали, поскольку она была замужем…
Речь юрисконсульта. Я так и говорю ему:
– Ты юрисконсульт, а не отец! При чем тут она! У него это первое серьезное чувство!.. Хорошо, хоть молчит про этого. Как его?.. Оклахому!..
Оклахома мне иногда снится. Как я открываю дверь, а там он стоит, с чемоданом и сумкой на плече. Я впускаю его, и он начинает у нас жить. Почему-то он живет у нас вместо Витьки, который уехал на Север… И я во сне умоляю его сделать так, чтобы Витька вернулся. Вот такой кошмар!.. И все так реально, как будто на самом деле. В моих снах этот Оклахома даже окает: какая-то клеточка в мозгу помнит, что в тех краях, откуда Симка Чижов, он же Оклахома, люди должны разговаривать именно таким образом…
Паспорт Витьки лежит в тайнике. Там, где я его спрятала. В моей тумбочке, под газетой. Каждый день я приподнимаю газету, чтобы проверить, на месте ли он. Пока что сын на него не посягает. И не делает больше попыток нас с ней знакомить. Зато Нонна часто звонит и требует «продолжения» – ее томит любопытство и потребность давать советы. И я рассказываю ей, что могу. О том, что ему пришла бумага из деканата – грозят отчислить из института за непосещение лекций. Сообщаю скупые сведения. Она работает на почте, в отделе телеграмм. Номер почтового отделения Мика обещал выведать. И тогда можно будет на нее посмотреть…
– Поручи это мне, – говорит Нонна. – Тебе совершенно незачем туда ходить! На тебе же все написано крупным шрифтом! И потом, вы с Витькой – одно лицо!..
Нонна права. Мне вовсе не нужно, чтобы эта девица сказала Витьке: «Твоя мать приходила!»
Мика звонит с работы. Он точен, как всегда.
– Записывай, – говорит он. И диктует адрес и номер почты.
Я тут же передаю их Нонне.
Ну, цирк! Так сказал бы Витька… Это его словечко. Он пускает его в ход, когда его что-нибудь поражает. Иногда в развернутом виде: «Ну, цирк зажигает огни!»
В этот день у меня нет уроков. Я брожу по дому как очумелая. Кидаюсь на каждый телефонный звонок в надежде услышать голос Нонны. Скоро Новый год. У людей уже елки, они хранятся пока на балконах. В нашем доме я насчитала у четверых и шесть в доме напротив. У Колесниковых елки пока что нет… Странно, я даже не спросила, какая у него семья, есть ли дети. Мне казалось, что мы так близко живем!.. Как до войны, в общей квартире. Что мы будем часто видеться. Прошло два года с той первой встречи, Витька ушел в армию и вернулся, а я все смотрю на окна в доме напротив. Одно принадлежит кухне, оно служит балконной дверью. И еще по одному в каждой комнате. Квартира вроде нашей. И разделяют нас какие-то несчастные сто пятьдесят – двести метров!..
