Хотела крикнуть, что всё хорошо, но не смогла — горло пересохло и першило. Встать с постели тоже оказалось непросто — чувствовала себя так, будто по мне всю ночь дракон топтался. Подползая к двери, ничего кроме жалости к себе не испытывала и мысленно костерила утро, которое настигло так внезапно — я же всего мгновенье тому глаза закрыла!
Наконец, замок щёлкнул и в спальню ворвалась матушка. Серое домашнее платье должно было предавать госпоже Далире скромный вид, но мамулечка напоминала не скромницу, а наседку, у которой всю кладку украли.
— Соули!
Холеные, цепкие пальцы ухватили за подбородок. Родительница вгляделась в лицо, спросила обеспокоенно:
— Ты что? Заболела?!
Отец стоял на пороге, загораживая весь проём. За его спиной нетерпеливо повизгивали Мила с Линой.
— Соули! — снова позвала мама. Куда требовательней, нежели раньше.
Я уверенно мотнула головой — нет, не больна.
— Соули, да что с тобой?! — не выдержал отец.
— Ничего, — равнодушно соврала я.
Господин Анрис шагнул внутрь и прикрыл дверь, оставив близняшек топтаться в коридоре.
— Ты плакала? Почему?
О, Богиня… неужели так заметно?
— Наверняка из-за мага, — мамулечка поджала губы, бросила быстрый взгляд на отца. — Госпожа Флёр написала, что по нему половина города сохнет. Видишь, наши девочки не исключение.
Не знаю, чего добивалась мама, но отец посуровел.
— Я своих решений не меняю, — хмуро изрёк папа. И добавил, обращаясь уже ко мне: — Соули, пойми, молодые люди вроде этого Райлена… до добра не доводят. Если бы он был человеком порядочным, то не стал бы знакомиться с вами на глазах у всего города. И я не желаю давать ему возможность скомпрометировать вас ещё раз.
— Я понимаю…
Отец фыркнул.
— Понимает она! Умойся и спускайся в столовую. Обед стынет.
— Обед?
Ну ничего себе поспала… Так вот почему всё семейство всполошилось.
— Ох, Соули! — мама неодобрительно покачала головой и поспешила на выход. И уже с порога добавила: — Забудь о нём. Раз и навсегда забудь!
Едва родители покинули спальню, в дверь протиснулись сёстры. Выглядели близняшки пришибленно — вчерашняя отповедь не прошла даром.
— Ну как? — вопрос Милы прочла по губам.
— Ужасно.
Сёстры переглянулись и снова уставились на меня.
— Он что? Не пришел? — прошептала Лина.
"Старшенькая" догадалась прикрыть дверь, но отвечать я не спешила. Решала — сказать девчонкам правду или… Нет, правда ничего не изменит.
— Тётушку он прогнал, вот только… не навсегда.
— Как это? — удивилась Мила.
— Разве так бывает? — подхватила "младшенькая".
— Бывает. Тётушка оказалась сильнее мага, так что рано или поздно она вернётся.
Близняшки дружно надули губки, насупились.
— И что же делать? — упавшим голоском поинтересовалась Мила.
— Терпеть.
Девчонки совсем погрустнели. Лина даже носом хлюпнула.
— Но ведь можно снова позвать Райлена, — осторожно протянула "старшенькая". -Пусть ещё разочек попробует, а?
Наверное, скажи она такое вчера, я бы разозлилась. Сегодня — лишь грустно усмехнулась, спросила:
— Забыли, что отец сказал?
— Ой, тоже мне запрет! — воскликнула Лина. Мила решительно кивнула, подчёркивая, что полностью согласна с "младшенькой". А я… я представила, что было бы, если б кто-нибудь из этой желтоглазой парочки оказался на моём месте. Представила и ужаснулась.
Не обязательно быть профессором, чтобы понять, чего добивался Райлен. Всё просто. Просто и гнусно до невозможности.
Он намекал на свои чувства, желание бороться с "несправедливым" решением герцога Даорийского и неминуемую свадьбу. Ну а какая девушка останется равнодушной, услыхав, сколько страданий из-за неё пережили и на какие подвиги готовы? Райлен рассчитывал, что я проникнусь и… по меньшей мере, пущу в свою постель. А как иначе? Ведь когда тётушка Тьяна вернётся, она должна будет найти доказательства моей беременности…
Забеременеть не удалось? И это несмотря на столь жаркую ночь? Ой, госпожа Соули, нужно попробовать ещё раз! И ещё… И так до тех пор, пока не найдётся новая смазливая дурочка с сентиментальным романом в руках. Всё.
И будь на моём месте кто-нибудь из сестричек, он бы своего добился.
Я окинула желтоглазую парочку пристальным взглядом — нет, девчонки не раскаялись, и на запрет отца им, в самом деле, плевать.
