— Вы хоть иногда думаете, что творите? — прошипела я. — Хоть на шаг, хоть на полшага последствия просчитываете?
Сёстры дружно фыркнули и тоже пошли в наступление.
— Почему ты ему не сказала? — выпалила Мила.
— Почему не заступилась? — поддержала Лина.
— Просто стояла и смотрела! — снова Мила.
— И улыбалась! — добила "младшенькая".
Я шумно выдохнула и сжала кулаки. Щёки снова вспыхнули, на этот раз от злости.
— Не сказала что?
Близняшки переглянулись и Мила проверещала:
— Что мы никакие не дети! Мы юные, утончённые девушки! Мы взрослые!
Нет, спорить с желтоглазыми нахалками бесполезно, но всё-таки…
— Чем докажете?
Лина смерила пристальным взглядом, потом поправила лиф платья и, вздёрнув подбородок, заявила:
— Всем!
"Старшенькая" тоже поправила лиф и приняла нарочито степенную позу.
Я слегка опешила. Бальные платья жемчужного оттенка сидели на сёстрах идеально, но что-то было не так. Наконец, до меня дошло.
— Вы что задумали?
— То! — веско заявила Мила, а потом не выдержала и показала язык. — На балу Райлен непременно увидит, кто есть кто.
— Да, — поддержала Лина. — На балу мы ему всё-всё докажем!
Я устало покачала головой, но улыбки не сдержала. О, Богиня! Неужели они в самом деле думают, что вата в лифе делает их взрослей?
— Ну допустим, — вслух согласилась я. — И даже предположим, что Райлен проявит к вам интерес…
— Что значит "допустим"?! — возмутилась Мила.
— Что значит "предположим"?! — вторила "младшенькая".
— Он непременно увидит!
— Увидит и поймёт!
О, Богиня, дай мне сил.
— Хорошо. Увидит и поймёт. И даже влюбится. Причём в обеих. Но вы-то? Как делить будете?
Девчонки дружно поджали губки и сощурили глазки. А потом не выдержали — переглянулись и нахмурились. Кажется, об этом неугомонные близняшки не думали.
— По очереди? — неуверенно спросила Лина.
Мила закусила губу и отрицательно качнула головой.
— Отец не разрешит.
— Вместе? — изумилась "младшенькая".
Мила совсем пригорюнилась и снова мотнула головой. Кокетливые чёрные локоны качнулись в такт.
— Это против закона.
— А… а как же тогда? — в глазах Лины было столько растерянности и обиды.
— Мда, задача… — протянула "старшенькая" и в задумчивости присела на кровать. Лина примостилась рядом, нахохлилась. Кажется, даже на уроках математики девочки не выказывали такую сосредоточенность.
Я не выдержала, прошептала:
— Можно попробовать распилить…
— Да ну тебя! — разом воскликнули сёстры.
Пришлось ретироваться — пока рот от улыбки не порвался. Нет, на них просто невозможно злиться.
Вечер подкрался незаметно. Вместе с ним пришла прохлада и наполненные дождём тучи. Близняшки наглухо заперлись в своей комнате — в качестве протеста, не иначе. Матушка слегла с мигренью. Прислуга традиционно ютилась на кухне — с чаем и байками от старого конюха Михи. А я… я, как и сёстры, заперлась в спальне и пыталась читать сентиментальный роман.
У благородной северянки Салли был выбор. Она могла влюбиться в погонщика дракона или в статного, черноглазого мага. Девица, как назло, выбрала второго… наверное, именно поэтому я никак не могла сосредоточиться и по десять раз вчитывалась в один и тот же абзац.
Щёки горели. В груди прочно угнездилось странное, томящее чувство. Взгляд то и дело возвращался к окну — Райлен обещал придти когда стемнеет, и я всё не могла решить пора открыть или стоит подождать ещё чуть-чуть. Ведь снаружи, несмотря на исход весны, холодно.
Наконец, не выдержала. Отложила роман, поднялась с кровати и на цыпочках подошла к окошку, рядом с которым пробегала водосточная труба. Дрожащими пальцами отодвинула щеколду и впустила в спальню порыв студёного ветра. И хотя тьма была не такой уж и густой, вместе с ветром ворвался шепот:
— Добрый вечер, госпожа Соули.
Я вскрикнула и отскочила.
Райлен появился внезапно. Выплыл из тьмы, будто сам мгновенье тому не человеком был, а тенью. Пригнулся, протискиваясь в оконный проём, с глухим звуком спрыгнул на пол. Я даже пискнуть не успела, а он уже затворил створку и задёрнул гардину. Несмотря на то, что в спальне было свежо, меня бросило в жар.
О, Богиня! Неужели это я? Неужели я решилась впустить мужчину в святая святых девичьей жизни?
