В общем, просьбу пришлось обосновать:
— Они меня на этот сеновал затащили — им и развлекать! Я ж больная, встать не могу…
— А… — задумчиво протянула мама. Но близняшек всё-таки позвала.
Когда вернулись с кладбища, сил читать нотации уже не было, но оставлять всё как есть, я не собиралась. И сёстры о моих планах догадывались, поэтому в спальню вошли с понурыми плечами и надутыми губами.
— Дверь закройте, — тихо процедила я.
Закрыли. Потом подошли к кровати и застыли, старательно изображая раскаяние. Я, конечно, не поверила, и всё что думала — высказала. Правда, говорить пришлось шепотом, чтобы матушка или кто-нибудь из прислуги не подслушал. Девчонки сперва кривились и кокетничали, но к концу лекции раскраснелись всерьёз.
— Ах, господин Райлен, мы никуда не торопимся! — зло передразнивала я. — Да вы хоть понимаете, насколько неприлично это звучит?! Или — а мы ничего не знали, это всё Соули виновата… Думаете, такие слова вас красят? Вы хоть иногда головой думаете? Ну хоть чуть-чуть?!
— Ну… — тихонечко протянула Лина.
— Э… — подхватила Мила.
— Нет, не спорю — я и сама хороша, но вы… Да торговки с рынка и то тактичнее! Я даже не представляю, кем надо быть, чтобы умудриться вот так опозориться перед аристократом! Отец с дальних пастбищ вернётся, я…
— Нажалуешься? — "старшенькая" шмыгнула носом и окончательно надулась.
— Нет! Уговорю нанять для вас самую строгую гувернантку!
— Опять? — хором выпалили близняшки.
Я сжала кулаки и отчеканила:
— Да!
И плевать, что полгода назад, когда эти нахалки извели третью воспитательницу, я, как и мама, убеждала отца, что дело не в отсутствии манер, а в чувстве протеста. Мол, сестрички, на самом-то деле умные и на людях вести себя умеют, а гувернанток изводят из принципа — хотят показать, что уже взрослые и в опеке не нуждаются. Ох, зря отец нас послушал! Хотя, до вчерашнего дня, сёстры и впрямь вели себя прилично. Шалили не больше положенного и к прохожим не приставали…
О том, что вызов умертвия относится к запрещённой во всех разумных королевствах магии — тоже рассказала. И какое наказание за такую магию полагается, поведала. Вот после этих слов девчонки совсем погрустнели, что, впрочем, не помешало до последнего цепляться за дневник Линара. Но я была непреклонна и невероятно зла, так что книгу в чёрном переплёте близняшки всё-таки отдали…
От продолжения расправы девчонок спасло появление штатного лекаря города Вайлеса. Скрюченный старик с неизменным саквояжем отнёсся к моей коленке куда строже, чем Райлен. Сперва ударил серебряным молоточком, потом применил какое-то болючее заклинание и крякнул:
— Трещина в коленной чашечке.
Без лишних слов, начертал под коленкой исцеляющий символ, наложил компресс с жутко вонючей мазью, замотал всё это дело толстым бинтом и заявил:
— Ногу не сгибать! Два дня лежать!
Я от такого тона поёжилась, а девчонок так вообще передёрнуло.
А потом передёрнуло всех, даже старика-лекаря, потому что в спальню влетела наша мамулечка… Нет, клыков и вертикальных зрачков, какие порой наблюдаются у близняшек, у мамочки не было, но в этот миг она сильно напоминала трёхрогую гидру о которой в прошлом номере журнала "Животный мир Верилии" писали. В чём дело догадались прежде, чем увидели в её руке бумажный квадратик записки…
— Да как вы могли! — воскликнула родительница. И добавила совсем возмущённо: — Соули!
Лекарь спешно откланялся, а мы… мы приготовились к долгой, мучительной смерти.
Два дня, проведённые в постели, были куда ужасней всех походов на кладбище. Но вовсе не потому, что нам влетело, нет… Просто у меня появилось время как следует подумать над случившимся, и чем дольше думала, тем страшнее становилось…
Черноглазый маг с самого начала знал, что никакого умертвия нет. Именно поэтому он нарядился в изысканный камзол вместо пропитанной специальным составом куртки, именно поэтому разрешил проводить до самого кладбища. Он пытался выяснить, как далеко мы готовы зайти ради того, чтобы сохранить лицо. И, видимо, всё-таки рассчитывал выпить чаю с маковым пирогом.
Зачем согласился на эту авантюру? Посмеяться над провинциальными дурочками хотел, не иначе.
