– Я слышала, что отца Бри уволили с работы за какие-то незаконные сделки. Не знаю точно, за что. Но мама говорит, это что-то ужасное.
– Так они поэтому дом продают?
– Да. К тому же я слышала, что они переезжают на квартиру. Представляешь?! Я была бы просто в шоке!
Когда Лупе вышла к умывальникам, обе школьницы завинтили краны и стали сушить руки, стараясь при этом не смотреть ей в глаза. Внезапно появилась Бри.
– Эй, – немного неуверенно окликнула она их, когда они молча старались проскользнуть мимо. – Вы сегодня будете у Куперов?
Девочки не обратили внимания на ее вопрос и просто вышли.
На Бри лица не было. Она вошла в кабинку и заперла за собой дверь.
Лупе немного постояла, глядя на видневшиеся под дверью кабинки туфли Бри, затем вымыла руки и тоже вышла.
* * *
Лупе сошла с городского автобуса и подождала внизу у ступенек. Протянула руку вверх, чтобы помочь Джонатану спуститься. Джонатан опирался на трость и одновременно держал ее за руку, когда они шли рядом. На нем был светлый льняной костюм и элегантная шляпа. На Лупе было яркое платье, которое она надевала на концерт. Они шли по улице, которая постепенно пустела, пока почти совсем не обезлюдела. Справа виднелась вывеска – «Вудлоунское кладбище».
Они прошли вместе под каменной аркой, Лупе посмотрела на нечеткую карту-схему кладбища.
– Сектор П, ряд пять.
Джонатан ничего не говорил, но продолжал держать ее за руку. Они в молчании шли мимо надгробий, ряд за рядом.
Лупе нервно сглотнула. Раньше ей никогда не доводилось бывать на таком огромном кладбище. Ей было неуютно оттого, что каждое такое надгробие символизировало начавшуюся и безвозвратно утраченную человеческую жизнь.
– Сколько их здесь, прямо глазом не охватить, – сказала она.
– Расскажи мне о них.
– Здесь много простых надгробий, знаете, такие с высеченными именами, – сказала Лупе.
– Прочти мне одну надпись.
– Ладно. «Любимому брату и мужу, Марвину Реднику, 1925–1995. Покойся с миром».
– Оригинально, – заметил Джонатан.
– «Мы любим тебя, мама Салли Данн, 1909–1999. Ты прожила долгую жизнь».
– Чересчур долгую, на мой взгляд.
– Вот сектор П.
Они повернули.
– Эти более изысканные. Тут больше ангелов и всего такого.
– Меня это не удивляет.
Они все шли. Стояла странная тишина. Слышался лишь шум газонокосилок и щебетание птиц. Доносился аромат цветов от лежащих букетов на свежих могилах, которых Лупе старалась избегать.
Вскоре они оказались среди надгробий с ангелами и статуями, изображающими скорбящих женщин. Лупе резко остановилась. Она увидела могилу друга Джонатана. Рядом стояло надгробие с надписью и не выгравированной датой смерти: «Джонатан Лэнгли, 1956 —».
– Вот она, – тихо сказала Лупе.
– Где?
– Прямо перед нами.
Он шагнул вперед и прикоснулся к каменной статуе – склонившейся в скорбной позе рыдающей женщине с ниспадающими на лицо волосами.
Он гладил руками камень.
– На ощупь это именно то, что я хотел.
– Это вы сами выбирали?
– Я делал заказ. Наблюдал за процессом изготовления. Но законченной работы так и не увидел.
Он сделал паузу.
– Может, еще мне прочтешь несколько имен?
Лупе огляделась.
– Хорошо. Артур Хилл. Ли Джонс. Брэдли Фостер. Ларри Джонс. Питер Саймон.
Джонатан склонил голову.
– Мои друзья. Они все здесь вместе. Я даже не сознавал этого.
Лупе молчала.
– Ты не против, если я останусь один ненадолго? Может, прогуляешься, а потом вернешься? – предложил Джонатан.
– А с вами все будет в порядке?
– Конечно, все будет в порядке. Я могу здесь где-нибудь присесть.
– Вот тут скамеечка. – Она подвела его к каменной скамейке, что была поблизости, и он сел лицом к памятнику на могиле Джорджи.
Лупе медленно и неохотно начала бродить по кладбищу. Некоторое время она посидела под деревом, закрыла глаза и начала бормотать по-испански. Мимо проезжал смотритель кладбища и подозрительно взглянул на нее.
Он остановил автокар-газонокосилку и спросил:
– У тебя все в порядке?
Лупе открыла глаза:
– Да.
Он поехал дальше, а она снова закрыла глаза.
Когда она их открыла, то, глянув на часы, вернулась в тот сектор, где оставила Джонатана.
Он снял очки и шляпу и сидел, наклонившись вбок. И только подойдя поближе, она поняла, что он разговаривал, вернее, беседовал с памятником.
