Услышав голос мужа, могильщик сразу же забывает об икрах вдовы, как ужаленный выпрыгивает из ямы, хватает лопату и начинает торопливо засыпать могилу. Вдова продолжает вести себя так, как описано выше, а могильщик кончает засыпать, утрамбовывает землю и уходит. Сердце его грызет печаль, вызванная тем, что ему пришлось сдержать свое желание овладеть белым телом вдовы. Это печаль утомительной, напрасно растраченной, не использованной по назначению жизни, которая поселилась в его душе, когда он увидел икры вдовы впервые. Но она усугубляется печалью, возникшей, когда он увидел икры вдовы во второй раз. Это печаль умершего мужа, печаль муки расставания покойников с жизнью, печаль бессильных мертвецов, вынужденных разлучаться с живой, подвижной, остающейся в этом мире женской плотью, которую когда-то они держали в руках и которая обещала принадлежать им вечно. И вот с этими двумя сжигающими его изнутри шаровыми молниями печали могильщик вдет по тропинке к конторе. А навстречу ему уже движется новая похоронная процессия. Четыре человека несут завернутого в саван покойника, следом за ними, поддерживаемая под руки, плетется ослабевшая от горя вдова, а ее икры, как два актера пантомимы с белыми масками на лицах, слегка дрожат от волнения в предвкушении выступления на краю могилы…
Из цикла «Три романтических истории о скамейке в парке»
1. ПРЕДЛОЖЕНИЕ РУКИ И СЕРДЦА
Иногда бывает так: говорит человек о чем-нибудь увлеченно, говорит, говорит… И вдруг изо рта у него вылетает м-а-аленькая струйка слюны. И попадает прямо в собеседника. Или, если дело происходит во время трапезы, — в тарелку соседа.
Именно это случилось с парнем по имени Шкурца.
Сидел как-то Шкурца летним вечером на скамейке в парке рядом с девушкой, которой был очень увлечен, рассказывал ей, волнуясь, про свою жизнь, посвящал ее в свои самые сокровенные тайны. Но в тот самый момент, когда он наконец-то произнес: «Я тебя люблю», изо рта у него брызнула слюна и попала девушке на подбородок.
Девушка вздрогнула. Голова ее дернулась было назад, но она быстро вернула ее на место и застыла неподвижно. Под ее нижней губой повисла маленькая сверкающая капля, нечто вроде пенящейся жемчужины. Из вежливости девушка не стала ее вытирать — не хотелось ставить парня в неловкое положение, — поэтому она сделала вид, что ничего не случилось, и продолжала сидеть, не шевелясь. Только бегавшие из стороны в сторону глаза свидетельствовали о том, что в мозгу у нее проносятся лихорадочные мысли.
Шкурца не знал, как ему лучше поступить. Может быть, сделать вид, что ничего не случилось, и попросту не замечать слюну на подбородке у девушки? Или может, вытереть слюну пальцем и попросить прощения? А может быть, лучше поцеловать девушку в подбородок и во время поцелуя как бы невзначай «промокнуть» слюну губами или слизнуть языком? Не зная, что делать, он просто сидел и не делал ничего.
Однако время шло, и девушка больше не могла делать вид, что ничего не произошло. Подбородок у нее пощипывало, лицо пылало. Шкурца тоже испытывал ужасные мучения. Он то опускал глаза в землю, то смотрел на звезды. В животе у него крутило, зад нервно ерзал по скамейке. Чтобы разрядить ставшее невыносимым напряжение, он стал искать, чем бы заняться, и, увидев на земле лист, упавший с дерева, решил его поднять. Однако когда он наклонился, то, совершенно неожиданно для себя, пукнул, издав звук, похожий на храп. Сам по себе этот звук был очень слабый, еле слышный, но в тишине, царившей в парке, прозвучал как раскат грома. Шкурца вздрогнул, стремительно выпрямился и застыл, как бы не веря тому, что его капризное тело сделало ему такую гадость. Девушка тоже вздрогнула — можно сказать, что они вздрогнули одновременно, — но сразу же взяла себя в руки и попыталась сделать вид, что ничего не слышала. Чтобы хоть как-то сгладить впечатление, произведенное неприличным звуком, Шкурца сильно топнул ногой, отчаянно замахал рукой за спиной у девушки, пытаясь разогнать неприятный запах и направить испорченный воздух в сторону моря, и сорвавшимся на фальцет голосом крикнул: «Выйдешь за меня замуж?» Но когда, сгорая от стыда, он украдкой взглянул на девушку, то увидел, что она не дышит. Сидит, словно аршин проглотила, и не дышит, дожидаясь, пока рассеется запах.
