— Да, сэр, гражданин секретарь. Понятно.
* * *
— ... и я полагаю, что для вас настало время изменить свою позицию, гражданин комиссар, — невозмутимо произнесла Эстер МакКвин. Она потягивала кофе из флотской чашки и тихонько улыбалась, поскольку Эразмус Фонтейн пил из такой же. Она помимо собственной воли неподдельно восхищалась спокойным самообладанием комиссара и была полна решимости со своей стороны вести себя также.
— Вы умеете заставить это выглядеть довольно разумно, гражданка секретарь, — в следующее мгновение заметил госбезопасник. — К сожалению, гражданин секретарь Сен-Жюст мог бы найти это не столь разумным с моей стороны.
— Ох, ну хватит! — пожурила его МакКвин. — Вы также как и я знаете, насколько ничтожна законность единоличного руководства Сен-Жюста. Весь остальные члены Комитета собраны здесь в Октагоне и две трети из них уже согласились публично поддержать меня. Начинают переходить даже офицеры Госбезопасности — может быть еще и не толпами, но переходят. Возможно даже более важно, что Флот Метрополии пока не двинулся с места. Может они и не открыли огня по цепным псам Госбезопасности, но и Сен-Жюст не смог заставить их стрелять по нам, и вы точно также как и я знаете, что это означает. Прошло уже пятнадцать часов, а он не сумел нас раздавить и именно его поддержка слабеет. Когда остальная часть Комитета выступит на моей стороне, ему конец.
Фонтейн отхлебнул ещё кофе, выигрывая время на раздумья перед ответом, и МакКвин была рада ему это позволить. Оба они знали, насколько критично было для Сен-Жюста быстро ликвидировать угрозу, которую она представляла. Это было бы жизненно важно при любых обстоятельствах, но после смерти Роба Пьера для надежды Сен-Жюста на выживание стало ещё важнее быстро сокрушить любой вызов его собственной власти. Как сторожевой пёс Революции, Оскар Сен-Жюст несомненно являлся самым ненавидимым человеком во всей Народной Республике Хевен. Если какая-либо альтернатива ему покажется хотя бы могущей оказаться жизнеспособной, его способность удержать власть станет даже более чем сомнительной.
Фонтейн опустил чашку и несколько секунд смотрел на неё, затем поднял голову и посмотрел прямо в глаза МакКвин.
— Вы можете оказаться правы и в этом, — наконец сказал он. — Однако Оскар всё же ещё способен вас удивить. Даже если и нет и даже если вы на самом деле сумеете это осуществить, то ради Бога, что вообще заставило вас попытаться? Боже мой, женщина! Вы можете преуспеть, однако вы должны были сойти с ума, чтобы так рисковать, поставив всё на одну ставку! И пожалуйста, не пытайтесь утверждать, что были “готовы” ко всему этому. Я слишком долго работал около вас, чтобы не узнать, когда вы импровизируете подобным образом, как сейчас.
— Разумеется я импровизирую, — ответила она ему. — После того, как вы с Сен-Жюстом решили, что меня следует списать, у меня не было особого выбора, но я не буду прикидываться, что мои собственные планы были полностью разработаны. — Она покачала головой. — Я никогда не думала, что Пьер дозволить убрать меня до того, как мы будем твердо уверены, что манти пришёл конец.
— О чем вы говорите? — поинтересовался Фонтейн и брови МакКвин поднялись от искреннего удивления в его голосе.
— Помилуйте, гражданин комиссар, — сказала она. — Не стану прикидываться, что была счастлива узнать, что Сен-Жюст дал вам полномочия работать против меня, однако я решила, что не должна считать это личным делом. Хотя при сложившихся обстоятельствах для вас едва ли необходимо пытаться притворяться, что он этого не делал.
— Но он... — начал было Фонтейн, но оборвал себя. Он несколько секунд созерцал МакКвин, затем без малейшего веселья рассмеялся.
— Не знаю, почему вы считаете, что Оскар собирался ликвидировать вас в ближайшее время, — сказал он ей, затем взмахнул рукой в воздухе, увидев недоверие на её лице. — О, я не утверждаю, что он не решил, что вас следует устранить, гражданка секретарь. Я всего лишь говорю, что всё, что мы с ним обсуждали, находилось на очень предварительном этапе. На, э-э, стадии сбора доказательств
