Досказать ему помешал звонок у входной двери. Степан Ильич и Клавдия Михайловна переглянулись.
— Я открою, — сказал он.
«А вдруг?» — подумалось, покуда шел к двери.
В тайной надежде он нетерпеливо повозился с замком, распахнул дверь и не удержался от восклицания: на площадке стоял Никита. Вот уже кого не ожидал!
— А я, знаете ли, шел мимо и — вот… — Никита поеживался от смущения, без нужды поправляя очки. — Тем более что вчера мы выглядели… ну, скажем, на троечку. Да и бапля выражает беспокойство: что вы, как вы?
Растерянный Степан Ильич благодарил и лихорадочно соображал, как примет неожиданного гостя Клавдия Михайловна, если пригласить его к столу. Нет, решил он, выйдет только хуже, и мимо кухни, где раздосадованная Клавдия Михайловна осталась за столом одна, провел Никиту в свою комнату.
— Сколько у вас газет! — Никита осмотрелся, будто попал в комнату впервые. — Все свежие? Это у вас запой. Мне кажется, достаточно читать какую-нибудь одну.
— Да, в общем-то… — Степан Ильич топтался, не догадываясь сесть и предложить садиться. Очень удивлял его этот визит — гораздо больше, чем вчерашний. Главное же — стеснял до беспомощности. «Зачем он пришел? Действительно проведать?» Степан Ильич ожидал, что молодой человек выговорит положенное в таких случаях и простится. Однако Никита и не показывал намерения уходить.
Как же его занимать, о чем с ним говорить?
Выручил его сам Никита, предложив сыграть в шахматы. Степан Ильич обрадовался:
— О, с удовольствием!
Услышав тарахтение фигур в коробке, Клавдия Михайловна с тяжким вздохом затворила дверь на кухне и принялась складывать в раковину грязную посуду.
Низенький журнальный столик был узок для шахматной доски. Никита поместился в кресле и выставил обтянутые джинсами колени. Всякий раз перед тем как сделать ход, он глубокомысленно мычал: «Угу…» — и тычком пальца в переносицу поправлял очки. По целому ряду признаков Степан Ильич определил, что Никита в шахматах далеко не новичок. Тем приятней ему было вынудить соперника к невыгодным разменам, в результате чего у Никиты образовалась изолированная пешка, защищать которую было чрезвычайно трудно. Степан Ильич принялся организовывать нарастающее давление. Выигрыш пешки давал ему ощутимый перевес, довести его до победного конца было, как говорилось у них в «клубе», делом техники. Он уже считался игроком, знающим цену пешке.
— А вы прилично играете, — похвалил он Никиту, нападая слоном на злосчастную пешку.
— Что? — Никита оторвался от глубоких размышлений. — А-а… Да нет, вы тоже… вы тоже, знаете ли… Должен сделать вам комплимент.
И, подперевшись кулаком, снова весь ушел в расчеты.
Небрежная похвала молодого человека вызвала на губах Степана Ильича едва заметную усмешку превосходства. То ли еще будет, когда с доски исчезнет эта несчастная пешка!
— Вы хотите сказать, — откликнулся он, — от обезьяны я уже ушел?
Поминание обезьяны было у них в «клубе» в ходу.
— Что? А-а… — Никита совсем было собрался сделать ход, но, спохватившись, убрал руку и от напряжения прикусил губу. Что и говорить, положение неважное!
— А вот скажите, — спросил он внезапно, — вам никогда не казалось, что обезьяны — это отнюдь не отправная точка человечества, а, наоборот, конечная? Мы не произошли от них, а идем к ним. Была цивилизация — и вот исход… — Он говорил все это словно в забытьи, всецело занятый расчетами на доске. — Очень, очень меня увлекает эта мысль, — проговорил он, потирая лоб.
«Занятный парень!» — подумал Степан Ильич. Молодой человек нравился ему все больше. Будь они ближе, он непременно взял бы парня за руки, усадил против себя и по-отцовски строго наставил бы его на ум: поезжай, не ловчи, не позорь меня! «А может быть, все же поговорить, разъяснить, внушить? Уж на это-то есть право и у меня!»
Ответный ход Никиты, сделанный после долгих колебаний, показал, что он окончательно смирился с потерей пешки. Ну, а уж теперь! И все же, поразмыслив, Степан Ильич покуда пешку брать не стал — всегда успеем! — а напал на нее еще ладьей. Теперь его превосходство в центре стало полным. Дальше он намеревался брать пешку не слоном, а ладьей, отдавая ее за коня. Потеря качества возмещалась тем, что его слон вступал в борьбу с необыкновенной силой. Да, именно — он возьмет пешку не слоном, а ладьей. В данной ситуации этот опасный дальнобойный слон куда ценней ладьи. От сознания того, что партия развивается по его плану, Степан Ильич испытал прилив великодушия. Никита, видимо, не догадывается о его замысле пожертвовать качество. Как бы маскируя свое торжество, он задал удрученно размышлявшему Никите вопрос, что поделывают его домашние. Спросил обо всех трех, но в первую очередь имел в виду, конечно, Наталью Сергеевну.
