— Как у вас с лагерем? — спросил Степан Ильич. — Удалось отвертеться?
— Еще бы! Все о’кей! Обойдутся без меня. Я нахожу, что польза от меня в этом деле дискуссионна. Да и лета, лета жаль! Лучшая пора, очей очарованье… А то побудки, марш-броски, портянки, сапоги. «На зарядку становись!» Кошмар!
Оттопырив языком щеку, он вгляделся в зеркальце и сковырнул какой-то прыщик.
— Разве у вас каникулы не два месяца? — спросил Степан Ильич.
— Почему не два? Все как положено.
— Так на отдых бы остался еще целый месяц!
Медленно опустив руку со щеткой, Никита еще некоторое время смотрел в зеркальце, затем огорченно цыкнул и взглянул на подполковника как на назойливого, но не слишком мозговитого, а откровеннее сказать — примитивного человека.
— Скажите, — и он, склонившись совсем близко, вдруг хитро подмигнул Степану Ильичу, — скажите, а своим детям вы проповедуете то же самое? А?
Степан Ильич откинул голову, точно от удара. Ведь он только что думал о Борисе! «Наталья Сергеевна, видимо, ничего ему не рассказывала. Иначе бы он не посмел…»
А Никита, оставив его, пронесся в кухню и там гремел ящиками стола, хлопал дверцами шкафа.
— Бапля, последний вопрос: может, нам все же забрать с собой Алешку?
— Ну что ты говоришь? — напустилась на него Наталья Сергеевна. — Забрать! А я что буду делать? Смотреть в окошко?
— Здравствуйте! Разве сегодня скачек нет?
Кажется, это уже смахивало на глумление.
— Никита! Никита! — с укором произнесла Наталья Сергеевна.
— Бапля, пардон! Пардон, пардон, пардон! И — мы исчезаем. Адью!
— Беда с ними, — вздохнула Наталья Сергеевна, прислушиваясь к затихающим внизу шагам.
«Нет, я ошибся в нем, — думал Степан Ильич. — Он злой и эгоист. Такой собой не пожертвует, не ляжет за пулемет…»
— Вы чем-то расстроены? — спросила Наталья Сергеевна.
— Пустяки. Не обращайте внимания.
Она вгляделась в его лицо внимательнее.
— Нет, с вами что-то случилось. Я же вижу! Почему вы со мной не откровенны? Я очень дорожу нашими отношениями, и мне хочется… ну, вы понимаете… Не нужно, чтобы мы друг друга обманывали. Скажите мне, вам же самому сразу станет легче.
— Ерунда. Так… Одна реплика, один вопрос.
— Никита, да? Так я и знала! Ох, дети, дети…
Перед глазами Степана Ильича все еще стояла нагловатая, с подмигиванием, ухмылка Никиты, его молодое старательно обтянутое тело. Когда мужчина так неприлично обтягивает себя, в этом поневоле сказывается человек. Человек желаний, удовольствий, но не долга. «И не стесняется ведь!»
— Не стойте здесь, идемте в комнату, — сказала Наталья Сергеевна.
— Где он раздобыл свою справку? — спросил Степан Ильич.
— Владислав Семенович. Для него это просто.
Наспех прибирая комнату, она что-то засовывала, прятала…
Толкнув дверь, вошел Алеша, чистенький, умытый, и доложил:
— Бутылку я разбил, а молоко пролилось.
— У-у, чудо мое! — Она подхватила его и звонко расцеловала в обе щеки.
На улице, совсем близко, загорланил пьяный. Пел он старательно, со слезой.
— Вот жизнь, — проговорила Наталья Сергеевна, прикрывая створки окна.
— Покатилов?
— А кто же еще? Идемте на кухню. Посмотрим, что там наш мужчина, наше чудо, горе, золото мое наколотил! У-у, съем! — тискала она хохочущего малыша.
На пороге кухни Степан Ильич едва на наступил в лужу молока. У плиты хозяйничал высокий мужчина в мятой рубашке и спущенных подтяжках. Выгнув худую спину, он нервно помешивал в котелке. Сильно пахло горелым.
Наталья Сергеевна сердито отодвинула его от котелка.
— Дайте уж лучше я!
Он отдал ей ложку и отступил.
Пьяный с улицы остановился под самым окном кухни и заорал:
— Слепой человек! Куда ты копишь? С собой возьмешь? Черви не любят золота, это я тебе заявляю со всей ответственностью!
У человека со спущенными подтяжками покривилось измученное лицо. Наталья Сергеевна, оторвавшись от плиты, со стуком захлопнула окно.
— Гражданин военный, — страдальческим голосом обратился к Степану Ильичу Покатилов, — скажите: вы имеете детей?
«Во-первых, откуда ему известно, что я военный?»
— Допустим, — обронил Степан Ильич. — А что?
— У вас, — искательно добавил тот, — сын или дочь?
У него, заметил Степан Ильич, были короткие пальцы с излишками морщинистой кожи.
