– Я всегда делала так, – возразила Арабелла, – так будет и дальше. – Как бы ни было тяжело. Чего бы ни стоило.
– Рада слышать это. Я знаю, ты не веришь мне, но придет время, в не столь отдаленном будущем, когда появится добрый, порядочный джентльмен, который сумеет исцелить твое сердце, вдохнуть в него любовь, Арабелла. И ты наконец забудешь Доминика Фернекса.
Никто и ничто не сможет заставить ее забыть Доминика. Она никогда не перестанет любить его. Но говорить об этом матери – не самая удачная идея. Арабелле отчаянно хотелось сменить тему, этот разговор причинял ей слишком сильную боль, усугублявшуюся тем, что она не могла рассказать правду. Потому лишь улыбнулась и нежно погладила мать по руке:
– Я знаю, ты беспокоишься только о моем счастье и благополучии, мама, и благодарю тебя за это, но раны еще слишком свежи. Я хочу, чтобы рядом были только ты и Арчи.
С этими словами Арабелла поднялась из-за стола и пошла проведать сына.
Утром Доминик постарался как можно быстрее разобраться со своими делами. Он посетил архиепископа Кентерберийского, затем нанес визит Моффату, своему партнеру, и, наконец, отправился к Хантеру, который, несмотря на поздний час, недавно встал с постели после ночи, проведенной за карточным столом, однако согласился выполнить просьбу друга.
– Значит, Смит на самом деле был ни кем иным как Линвудом, – протянул Себастьян, стоя в спальне с высоко поднятой головой, пока камердинер завязывал новый хитроумный узел на галстуке. – Будь он проклят. Нужно было проткнуть этого негодяя.
– Вне всякого сомнения, – сухо отозвался Доминик. Вокруг них царила суматоха – слуги лихорадочно вытаскивали вещи Хантера из гардеробов и комодов и складывали их в дорожную сумку.
– А Арабелла знает о твоем приезде?
– Нет. Письмо прибудет незадолго до нас. Кроме того, я думаю, будет лучше объяснить все при личной встрече.
– Согласен, – ухмыльнулся Хантер. Он покосился на плащ, который начал было складывать слуга, и повернулся к камердинеру: – Нет, Телфер, упакуйте самый лучший, черного цвета, пошитый Вес тоном.
Через пятнадцать минут Хантер был полностью готов к поездке, сидя в седле в своем костюме для верховой езды, сумка была пристегнута за его спиной. Мужчины, понукая коней, помчались к дороге, ведущей в Эйлсбери.
Доминик молчал до тех пор, пока Лондон не остался позади. Когда их лошади спокойно потрусили рядом среди лесов и полей, он повернулся к другу и произнес:
– Есть еще кое-что, о чем я должен тебе рассказать, прежде чем мы прибудем в Амершем, Хантер.
– О чем именно? – с интересом спросил тот, покосившись на Доминика.
Сущая безделица. О том, что у него есть сын. И Доминик рассказал своему другу все об Арчи.
– Черт возьми, Доминик, я понятия не имел об этом! Так Арабелла в спешке вышла замуж за Марлбрука, потому что была… – Смешавшись, он вовремя остановился.
Доминик изогнул бровь, весело глядя на друга. Воцарилось молчание. Наконец Хантер спросил:
– А Линвуд знал о мальчике?
– Вне всякого сомнения.
– Что ж, понимаю, что ты почувствовал в тот момент. Мало того, что этот тип угрожал твоей женщине, он еще замахнулся на сына.
При одном воспоминании об этом глаза Доминика опасно потемнели. Линвуду очень повезло, что он вышел из дома живым.
– Может быть, ты забыл поделиться со мной чем-нибудь еще? – ухмыльнулся Хантер.
– Ничего такого, что тебе следует знать, – улыбнулся Доминик. – А теперь пришпорь-ка лошадь, иначе мы доберемся до Амершема не раньше полуночи.
Хантер рассмеялся и вонзил шпоры в бока коня, вынуждая его перейти на галоп. Доминик представил себе Арабеллу в небольшом доме в Амершеме и помчался вперед, обогнав друга.
К тому времени, как они добрались до тихой деревушки, уже наступил вечер. Растущая луна, почти полная, величаво плыла по высокому черному небу, освещая путь двум всадникам. Из щелей в ставнях до сих пор лились тонкие лучи света, хотя большинство домов погрузились во тьму. Царили полная тишина и покой. Доминик бросил взгляд на дом Тэттонов и, несмотря на усталость, долгое путешествие и отчаянно ноющие ноги, едва не поддался порыву пришпорить коня, оставить его в садике и наконец постучать в дверь Арабеллы. Интересно, бодрствует ли она? Мечтает ли о нем, как он о ней?
