– Полагаю, ты прав, – сухо отозвался герцог.
– Ты уверен, что хочешь видеть меня в роли своего шафера? Ведь ты теперь пытаешься поправить свою репутацию.
Доминик с удивлением обнаружил, что друг, судя по серьезному выражению его лица, не шутит.
– Разумеется, я хочу, чтобы именно ты был моим шафером. Кого еще я бы мог попросить об этом?
– Тоже верно, – фыркнул Хантер и пожал плечами. – Когда все твои друзья распутники и повесы, выбор невелик. Полагаю, если бы ты хотел изобразить совершеннейшего негодяя, то мог бы предложить сию почетную роль Мисбурну или Линвуду. Надеюсь, в этом случае они бы наконец уяснили, что ты не имеешь намерения жениться на их драгоценной леди Марианне.
– Полагаю, этот урок уже усвоен, Себастьян. Как ты думаешь, стал бы я иначе приглашать их на бал?
– Ты должен был с самого начала дать Мисбурну понять, что не имеешь намерений относительно его дочери.
– Я так и сделал, причем неоднократно.
Хантер иронично изогнул бровь:
– Но Мисбурн, мягко говоря, человек весьма настойчивый. Он считает, что у него есть право настаивать на свадьбе, и у меня нет желания еще больше уязвлять его гордость – я и без того это сделал. К тому же он владелец нескольких лондонских газет и коварен как змея, затаившаяся в траве.
– И все-таки я упорно не понимаю, что мешает тебе зарубить его раз и навсегда, – развел руками Хантер.
– Мы вынуждены вместе заниматься решением проблем политического характера, кроме того, ты ведь тоже знаешь поговорку «Держи друзей близко, а врагов – еще ближе».
– Вот тебе и еще одна причина вызвать его и всадить свинцовую пулю в плечо мерзавца, – настаивал Хантер.
– В случае с Мисбурном целиться надо прямо в сердце, иначе он непременно вернется, чтобы взять реванш. Помнишь, что он сделал с Бландфордом?
Хантер пробормотал что-то неразборчивое, но явно неодобрительное:
– Да, бедный старина Бландфорд.
– Я бы не смог спокойно уйти прочь, прикончив равного мне по происхождению человека.
– Возможно, проблему решило бы путешествие на континент? – предположил Хантер.
– Боюсь, и этого было бы мало. Я не потерплю, чтобы Мисбурн определял ход моей жизни. Кроме того, все уже решено. Возможно, ему пришлось не по вкусу мое намерение жениться на Арабелле вместо его дочери, но нет ничего, черт побери, что он может сделать.
Для Арабеллы неделя, последовавшая за балом в особняке Арлесфордов, была наполнена непрерывной суетой, чему она втайне радовалась – не оставалось времени размышлять о том, какими странными стали их отношения с Домиником, и вспоминать о скорой свадьбе. Она играла свою роль, полностью сосредоточившись на ней, чтобы не обронить ни слова о своих секретах.
Арабелла, ее мать и Доминик посетили музыкальный вечер, устроенный в доме леди Кэррутер в понедельник, затем прием леди Филчингем во вторник, на следующий день сходили в Королевский театр на постановку «Гамлета». В четверг их ждали на балу у лорда Ройстона, а в пятницу Арабелла оказалась в опере. Кроме того, она принимала посетителей днем в своем доме на Керзон-стрит. Субботним утром Арабелла собиралась начать готовиться к балу, на котором они должны были присутствовать вечером.
Миссис Тэттон, позевывая, дремала в кресле у камина, а Арабелла обучала Арчи карточной игре за маленьким столиком, обитым зеленым сукном.
– Я выиграл! – торжествующе воскликнул Арчи и показал карты матери.
– Тише, негодный мальчишка, – со смехом прошептала она. – Ты разбудишь бабушку!
– Я вовсе не сплю, – пробормотала миссис Тэттон. – Просто прикрыла глаза на пять минут, пока есть такая возможность. – Она замолчала, и через несколько секунд ее дыхание стало ровным и глубоким, с легким похрапыванием.
Арчи захихикал:
– Мама, она и в самом деле спит. Послушай только!
Миссис Тэттон, как по заказу, всхрапнула, и мальчик расхохотался.
Раздался громкий, нетерпеливый стук дверного молотка по медной пластинке, заставивший Арабеллу и Арчи вздрогнуть и разбудивший миссис Тэттон.
– Это Доминик пришел повидать меня? – спросил Арчи. – Надеюсь, что так, он мне очень нравится, мама!
– Я этому очень рада, – произнесла Арабелла, не покривив душой. Какими бы сложными ни были отношения между ней и Домиником, с каждым днем она все больше убеждалась в одном: даже если он не любил ее, он просто обожал своего сына.
