– Что это вы там обсуждаете?
– Я попросил Луи позаботиться о тебе.
В ее взгляде отразилась обида.
– Тебе не следует так поступать со мной, Дональд.
– Да нет, ты не поняла. Тут кое-что другое.
– Что?
– Послезавтра утром я расскажу тебе об этом подробней…
Больше вопросов Хелен не задавала.
На полпути к аэропорту она сказала:
– Пожалуйста, пойми одну вещь, Дональд: ты не обязан мне ничего объяснять.
Я положил руку ей на плечо, ближе к шее, погладил его.
– Для меня достаточно знать, что ты хочешь или должен что-то сделать. И немедленно. Все, о чем я тебя прошу, – это ответ на вопрос: чем я могу тебе помочь?
Звезды наверху дружелюбно подмигивали нам. Было прохладно, но сухой воздух бодрил. Вновь мы вместе смотрели на звезды.
Я пожелал Хелен спокойной ночи.
– Хочешь, чтобы я подождала, пока ты взлетишь?
– Я предпочел бы, чтобы ты этого не делала: холодно.
– А тебя сильно заденет, если я все-таки подожду?
– Нет, конечно.
– Мне бы хотелось проводить тебя.
– Хорошо. Пойдем.
Нам помогли разыскать самолет. Частный, не рейсовый, но туда, куда мне было нужно, – в Лас-Вегас.
Когда самолет вывели уже на взлетную полосу и двигатель начал прогреваться, Хелен взяла меня под руку, прижалась ко мне, замерла, глядя на машину, на яркие – по ее контуру – сигнальные огни. Пора подниматься на борт.
Хелен вдруг обратилась к самолету:
– Береги его, самолет! – Посмотрела на меня. – Счастливой посадки, Дональд. – И резко отвернулась.
Я смотрел, как она уходила с летного поля, ни разу не оглянувшись.
Берта Кул, очевидно, устраивала вечеринку.
Я стоял перед дверью ее номера в отеле и прислушивался к доносящимся оттуда смеху и журчанию голосов, – видно, номер был набит людьми, и все они пытались говорить одновременно.
Я постучал.
Берта Кул отозвалась: «Кто там?»
Я услышал, как мужской голос предположил: «Вероятно, мальчик принес лед».
Щелкнул замок. Я повернул ручку и вошел.
Вот это сборище! Вся тройка Дирборнов, Пол Эндикотт, Артур и Филипп Уайтвеллы! Берта Кул, обложенная подушками, полуоткинулась в шезлонге. На ней – вечернее платье с глубокими вырезами и спереди и сзади! На мужчинах – смокинги.
Стол в центре комнаты сиял отблесками света на бутылках, бокалах, серебряном ведерке для льда. Он почти весь растаял – сидели, видно, уже долго… Пепельницы набиты сигаретными и сигарными окурками. Воздух в комнате спертый.
Берта Кул вытаращила глаза, увидев меня.
Журчание голосов внезапно оборвалось, будто кто-то выключил радио.
– Черт побери, зарежьте меня огурцом – да это Дональд!
Я стоял в дверях. Народ безмолвствовал, будто застигнутые во времена «сухого закона» любители выпить, когда к ним нагрянул офицер полиции.
Первой пришла в себя, конечно, Берта.
– Где же ты, черт побери, болтался?
– В Рино. Я нашел Корлу Бурк.
В комнате наступила, как говорится, мертвая тишина. Только Анита Дирборн резко втянула в себя воздух, а Элоиза выдохнула.
Филипп Уайтвелл направился ко мне, расставив руки для объятия.
– Как она? Скажите мне, Лэм. С ней все в порядке? Она не…
– Она в больнице.
– О господи!
– В психиатрической.
Он смотрел на меня так, словно я ему вонзил нож в грудь и поворачиваю его там, поворачиваю.
– Потеря памяти. Не знает, кто она, кто ее друзья, откуда она приехала и что вообще произошло… В остальном совершенно здорова.
– В Рино?
– В Рино.
Филипп Уайтвелл посмотрел на отца.
– Мы должны сейчас же туда…
Артур Уайтвелл провел ладонью по облысевшему лбу, пригладил волосы на голове. Повторил этот жест дважды. Кинул взгляд исподтишка на Огдена Дирборна, потом на меня.
– Как вы все это проделали, Лэм? – спросил Артур.
– Хелен Фрамли было известно больше, чем она сначала признавалась.
– А как вы из нее вытянули… м-м-м… эти данные?
У Берты Кул ответ был наготове:
– Занимаясь с ней любовью, конечно… Они просто с ума сходят по Дональду. Что она тебе рассказала, дружок?
– Я составлю рапорт позже, – довольно резко сказал я. – И лично тебе, наедине. И в письменном виде.
Мне хотелось видеть Артура Уайтвелла, наблюдать за его лицом.
Филипп:
– Пошли, папа. Давай-ка отправляться. Нам придется побеспокоиться о самолете.
– Да. Конечно, мы должны… тотчас… Она, видите ли… А есть хоть какая-то надежда на выздоровление, Лэм? – частил Артур.
