– Побаливает.
– Так оно и должно быть, малыш. Дай мне шесть месяцев, и я из тебя сделаю бойца.
– Луи, сделай для меня кое-что.
– Да, да. Я тебе уже сказал. Что нужно?
– Видел утреннюю газету?
– Нет.
– Взгляни на нее. – Я подал ему газету. – Смотри вот: прошлой ночью погиб мужчина.
– Что значит «погиб»?
– Застрелен из пистолета.
Глаза Луи округлились.
– Убит?
– Совершенно верно… А теперь у меня для тебя сюрприз. Отгадай, кто это был?
Луи не стал даже пытаться отгадывать.
– Человек, который вчера вечером играл здесь.
– Ты имеешь в виду Сида Дженникса, боксера?
– Полиция думает, что его зовут Гарри Биган.
– Говорю тебе, это Сид Дженникс. Я же узнал его. Только увидел, как он выдвигает левое плечо вперед, а правая идет вверх, – подумал: ба, это же стойка старины Дженникса. Парень, это у него почти всегда срабатывало. Обычно он рассекал…
– Послушай, Луи, я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.
– Ну, ну, конечно. Я сделаю все, что хочешь. Что именно, дружище?
– Поезжай в морг и опознай тело. Но не как человека, с которым ты сразился вчера вечером, когда он химичил с автоматами, а как Сида Дженникса, своего старого приятеля по рингу. Опиши, как ты с ним дрался однажды…
– Но я никогда с ним не дрался. К сожалению.
– Это у вас был не официальный матч, а просто тренировка в спортивном зале.
– Черт возьми, приятель, у меня нет желания ехать в морг.
– Тебе это не причинит никаких неприятностей.
– Я знаю, но и ничего хорошего в этом тоже нет…
– А, ладно, если ты не хочешь…
– Ну, погоди минутку, дружище. Я же не сказал, что не сделаю этого. Я просто сказал, что мне неохота.
– Мне не хочется заставлять тебя делать что-то, что тебе неохота.
– Ну, дружище… Если ты хочешь, чтобы я это сделал, то и я хочу. Когда нужно отправляться?
– Прямо сейчас.
Он поправил галстук, улыбнулся своей неполнозубой улыбкой, преисполненный радостного и веселого дружелюбия.
– Уже в пути, дружище. Осмотр этого трупа не прибавит мне аппетита, но тем не менее я уже в пути. Где ты будешь, когда я вернусь?
– Я приду сюда чуть позже.
– Отлично, старина, тогда увидимся. Кстати, запомни, я не обманываю. Я мог бы сделать из тебя боксера. Я повторяю: у тебя есть все, что для этого нужно.
– Я подумаю, – пообещал я и проследил взглядом за тем, как Луи идет вдоль длинного ряда игральных автоматов к входной двери. Его голова прочно сидела на шее, что неудивительно для человека, который овладел трудным делом получать и наносить удары.
А я прошествовал к бару. Подошел бармен.
– Что налить?
Я поинтересовался:
– Брекенридж не появлялся?
– Полагаю, он наверху. Хотите его повидать?
– Мне надо поговорить с ним.
– Как вас зовут?
– Лэм.
– Тот самый Дональд Лэм?
Я кивнул.
– Босс оставил записку. Указание дневной смене, мол, все, что вы ни пожелаете в этом заведении, должно быть вашим. Что вам налить?
– Пока ничего, спасибо. Я просто хотел бы видеть Брекенриджа.
Бармен поймал взгляд мужчины, который мог показаться обычным автотуристом, слоняющимся по залу. Но, подойдя к нам, автотурист взбодрился, его вялость сменилась бодростью.
– Хочет видеть босса, – сообщил подошедшему бармен.
Глаза налились холодной энергией, бармен поспешно сказал:
– Это Лэм. Босс оставил вам записку…
Ледяные глаза мигом потеплели. Передо мной возникла ухоженная ладонь с большим бриллиантом, мужчина энергично встряхнул мою руку.
– Рад, что вы зашли, Лэм. Как насчет того, чтобы взять пару фишек и попытать счастья?
– Нет, благодарю вас. Мне бы хотелось увидеть мистера Брекенриджа.
– Нет вопросов, – сказал мужчина. – Поднимайтесь в кабинет.
Он проводил меня до дверцы, которая открывалась на лестницу. Я заметил встроенную, под цвет стены, закрытую панелью мембрану. Мой сопровождающий произнес:
– Здесь Дональд Лэм, Харви. Я поднимусь с ним наверх, до входа.
Дверца бесшумно отодвинулась, и мы начали подниматься по ступенькам. К концу лестницы мой сопровождающий – он шел сзади меня – незаметно исчез и вернулся в казино, чтоб продолжить свое челночное движение по залу – «автотуристом». А навстречу мне уже шел Харви Брекенридж с протянутой для пожатия рукой и дежурной улыбкой. Вообще-то он не производил впечатления человека, который часто улыбается, но когда все же пытался это сделать, его тонкие губы нервно сжимались, будто собирались изобразить подобие улыбки, но при одном условии: ее причина останется глубокой тайной.
