– Она уже опознала вас. И от своих слов не откажется.
– Что ж, дай бог, чтобы это оказалось правдой. Каковы ваши предположения?..
– Она должна увидеть вас еще несколько раз. Разговаривайте, ходите кругами вокруг нее. И тогда… встретив Филиппа, она примет его за совершенно незнакомого человека.
– Великолепная мысль.
– У Филиппа-то есть хоть какое-то алиби?
– Не знаю, Лэм. Это как раз то, что я хотел бы попросить вас выяснить.
– Нужно ли мне поставить его в известность, что я работаю в этом направлении?
– Нет. И эту сторону дела я хотел бы с вами оговорить. Вы не должны его информировать, что работаете над чем-то еще, кроме исчезновения Корлы Бурк.
– Увы, мистер Уайтвелл, расходы тогда возрастут.
– С этим у вас забот не будет.
Берта Кул выпрямилась в своем кресле.
– Извините меня, джентльмены, но этот вопрос…
Движением руки Уайтвелл вновь отодвинул ее на задний план. Но на сей раз Берта не стушевалась.
– К черту всю эту чепуху! Не воображайте, что кто-то другой, кроме Берты Кул, устанавливает цены в ее агентстве!
Уайтвелл, снова став самим собой, улыбнулся Берте:
– Простите меня, Берта. Никто не пытался действовать без руководителя агентства. Я просто хотел, чтобы Лэм понял, что ему нужно предпринять – и немедленно.
Берта улыбнулась. В ее голосе разлились мед и патока:
– Знаете, Артур, за дела по убийствам мы берем больше, чем за прочие.
– На сколько ж больше?
Берта посмотрела на меня и кивком указала на дверь.
– Дружок, тебе и впрямь лучше приступить прямо сейчас, – предложила она.
Холод ночи растаял под солнечными лучами, озарившими пустыню. Фасад здания сверкал, белая штукатурка слепила глаза, но жилище Дирборнов оставалось безмолвным и безжизненным.
Я сидел в машине, взятой напрокат, смотрел на дом напротив и ждал, впитывая в себя тепло восходящего солнца и стараясь прогнать сонливость. Пытался курить сигареты, но они не бодрили меня, напротив, сняли нервное напряжение, и я больше расслабился. Прикрыл глаза, спасаясь от невыносимого блеска, – но не смог поднять свинцовые веки. В приятной дремоте могло пройти и десять секунд, и десять минут. Я очнулся, опустил стекло в кабине и стал глубоко дышать: кислорода, как можно больше кислорода! И думать о том, что сводило бы с ума!
И вдруг дом ожил. Открылась входная дверь, и вышел Огден Дирборн. Постоял немного, потягиваясь, на крыльце. Я соскользнул с сиденья, прижался телом к полу машины, лишь глаза оставались на уровне дверного стекла.
Дирборн взглянул на небо, потом на узкую полоску газона перед домом, выпрямился, опять зевнул – эдакий беззаботный мужчина, простой инженер, пребывающий на федеральной гражданской службе, регулярно получающий чеки к оплате, ведь выборы давно прошли, его партия у власти, – и к черту налоги!.. Зевающий Дирборн вернулся в дом.
Едва закрывшись, дверь снова отворилась. Вышла Элоиза Дирборн… Она не из тех, кто бесцельно глазеет по сторонам. Твердыми шагами Элоиза направилась к какой-то ясно обозначенной цели.
Я продолжал наблюдать за Элоизой. Пройдя три квартала вниз по улице, она свернула налево – за угол. Я потихоньку двинулся следом, стараясь держаться в отдалении и ведя машину вдоль кромки тротуара.
Элоиза углубилась в густо застроенный район города. Там магазинчики стояли тесно, почти касаясь друг друга. Девушка зашла в маленькую бакалейную лавку. Я остановился у пешеходной дорожки, выключил двигатель.
Через десять минут она вышла, держа в руках два больших бумажных пакета. Теперь она прошла только полквартала. Отыскала дом с надписью на входе: «Квартиры для холостяков».
Я выскочил из машины, вбежал в лавочку, купил банку сгущенного молока за десять центов и тоже подошел к меблирашкам. Какая-то тетка в халате подметала там вестибюль. Я выставил перед собой банку молока, заискивающе улыбнулся, пытаясь сразу же завоевать ее доверие, и спросил:
– Где я могу найти женщину, которая только что вошла сюда? С двумя пакетами в руках?
Уборщица перестала мести пол, подняла глаза, заметила мою банку молока.
– В чем дело? Она что-то обронила?
– По-видимому, да.
– А… Скорей всего, она в квартире 2-А. Вверх по лестнице и прямо.
