– Филипп, это – Дональд Лэм. Мистер Лэм, это мой сын, Филипп Уайтвелл.
Высокий юноша слегка наклонил голову, протянул мне руку и вежливо, без всякого жара пожал мою.
– Очень приятно познакомиться с вами. Прошу вас войти, – пригласил я.
Отец продолжил обряд:
– Миссис Кул, позвольте представить моего сына Филиппа. Филипп, это та дама, о которой я тебе рассказывал.
– Миссис Кул, очень рад с вами познакомиться. Отец очень много о вас рассказывал.
Толстяк, о котором, казалось, все позабыли, улыбнулся, протянул мне руку и сказал:
– Меня зовут Эндикотт.
– Лэм, – ответил я.
Мы пожали друг другу руки. Уайтвелл резко обернулся:
– О, извините! И позвольте представить вам, миссис Кул, Пола Эндикотта. Он проработал со мной многие годы. Истинный мозг нашей фирмы. Я… я, видите ли, только получаю прибыль и плачу налог. Пол делает все остальное.
Эндикотт ухмыльнулся добродушной усмешкой мужчины, который силен, здоров как бык и у которого достаточно здравого смысла и деловых возможностей, чтобы не позволять себе волноваться в любом случае.
Берта расплылась в улыбке. Внимательная хозяйка, она позвонила по телефону в ресторан и заказала напитки в номер.
Уайтвелл сказал мне:
– Когда я узнал, что приезжает мой сын, я предложил миссис Кул вместе пообедать. Вы осматривали город?
– Да, мистер Уайтвелл.
– Что-нибудь… обнаружили?
– Кое-что.
– И есть сведения о мисс Фрамли?
– Да.
– Вы с ней говорили?
– Да.
Уайтвелл-старший какое-то время смотрел на меня так, будто я сообщил ему нечто невероятное. Затем произнес с легким смешком:
– Видите ли, я полностью посвятил Филиппа в свои секреты. Филипп знает, что миссис Кул руководит детективным агентством и оно занимается выяснением того, что произошло с Корлой Бурк. Он осведомлен также о вашей роли в этом предприятии, так что если вы обнаружили что-нибудь похожее на путеводную нить, вы не должны скрывать это от него.
Я вытащил из кармана конверт, показал его молодому Уайтвеллу и спросил:
– Это ее почерк?
Он нетерпеливо выхватил у меня конверт, уставился на него, не согнав, правда, с лица отсутствующего вида.
– Это ее почерк.
В свою очередь Уайтвелл-старший тоже схватил конверт.
– Вы были правы, миссис Кул, – сказал он, – мистер Лэм шустро работает.
– Я же вам говорила.
Уайтвелл запустил пальцы в конверт. На лице его появилось озабоченное выражение.
– Разве там не было письма? – спросил он.
– Думаю, что было.
– Вот оно, несомненно, дало бы нам ключ.
Я согласно кивнул.
– Где же сейчас это письмо?
– У мисс Фрамли его нет.
– У нее его нет?
– Нет.
– Что же она с ним сделала?
Я пожал плечами.
– Она помнит его содержание?
– Пока не знаю.
– Почему это не знаешь? Разве ты с ней не разговаривал? – вмешалась Берта Кул.
– Да, но ее дружку не понравился мой образ действий. Он использовал меня как боксерскую грушу.
– Ты и выглядишь как многократно битая боксерская груша.
– Мы добьемся его ареста, – сказал Уайтвелл.
– Это не понадобится. Когда он наносил на мою физиономию последние мастерские мазки, вмешался полицейский. Правда, и ему перепало. Он выглядит так же, как и я.
Берта Кул и Уайтвелл обменялись взглядами.
– Что ж, – сказал Уайтвелл, – вы можете еще раз добраться до мисс Фрамли и выяснить, что там было в письме.
– Да, но лучше пусть ветер немного поутихнет.
Берта хмурилась. Что-то ее тревожило, ставило в тупик. Она отверзла уста:
– Знаешь что, Дональд, иди-ка в свой номер и надень чистую рубашку. У тебя есть с собой другой костюм?
– Нет.
– Ладно, тогда попытайся этот привести в порядок.
Вслед за Бертой отверз уста – неожиданно для меня – Эндикотт:
– Артур, похоже, у нас появилось время отправить несколько телеграмм. Филипп, тебе тоже лучше пойти с нами. Вы нас извините, миссис Кул?
Большую часть пыли мне все же удалось выбить из моего пиджака, но галстук был совершенно порван, а воротник рубашки оказался мятым и грязным. Я надел свежую рубашку, хитроумно повязал галстук, приложил смоченное в холодной воде полотенце к лицу и держал его до тех пор, пока желвак немного не уменьшился. Причесавшись, я вернулся в номер Берты первым из всех джентльменов, недавно его покинувших.
– Дональд, я вижу в первый раз, что ты трусишь… Не то чтобы Берта тебя упрекала, дружок, нет. Но иначе я не могу себе объяснить, почему ты не гоняешься за тем письмом.
