А ведь многие советские люди в довоенную пору жили иллюзиями, что в случае нападения фашистов на первую в мире страну социализма трудовой народ повернет оружие против своих поработителей. В них, мол, заговорит классовая солидарность. Иллюзии эти сохранялись у некоторых наших бойцов и в первые дни войны.
Во время моей поездки с Ильей Эренбургом на Брянский фронт в сентябре сорок первого года мы были свидетелями истории, о которой он потом написал:
«Помню тяжелый разговор на переднем крае с артиллеристами. Командир батареи получил приказ открыть огонь по шоссе. Бойцы не двинулись с места. Я вышел из себя. Один мне ответил: «Нельзя только и делать, что палить по дороге, а потом отходить, нужно подпустить немцев поближе, попытаться объяснить им, что пора образумиться, восстать против Гитлера, и мы им в этом поможем». Другие сочувственно кивали. Молодой и на вид смышленый паренек говорил: «А в кого мы стреляем? В рабочих и крестьян. Они считают, что мы против них, мы им не даем выхода…»
И вот чтобы таких иллюзий не было, чтобы наши бойцы знали, что надо делать и как воевать, Мануильский заключил свою статью строками, конечно, непохожими на те листовки, которые разбрасывались над немецкими позициями:
«Гони же и истребляй их, товарищ! Гони и истребляй так, чтобы раз навсегда покончить с фашистской поганью, чтобы все охотники до чужого добра знали навсегда, что в страну, именуемую СССР, пути заказаны, а дороги закрыты… Гони и истребляй фашистских зверей во имя твоего счастья, твоих детей и внуков, во имя нашей единой братской семьи, нашей любимой Родины!»
Как раз после опубликования в газете его статьи «О ненависти к врагу» мы с ним встретились на Юго-Западном фронте, ночевали на КП Н. Ф. Ватутина в одной комнатке и вновь коснулись в разговоре эффективности нашей контрпропаганды. А я еще по-друже- ски его и подначил:
— Дмитрий Захарович, «Красную звезду» читают и в штабе Гитлера. Прочитают там вашу статью и вот что сделают. Они ведь знают, что вы возглавляете нашу контрпропаганду, перепечатают ее, а рядом ваши листовки, в которых вы уговариваете сдаваться в плен, и скажут: можно ли им верить?
— Что ж, и так может быть, — сказал мой сосед. — Если бы даже этой статьи и не было, что-либо похожее они сами бы сочинили. — И он напомнил, что гитлеровская пропаганда насочиняла в отношении Ильи Эренбурга, изобразив его исчадием ада…
Так действительно и было. Гитлеровцы сочиняли об Илье Григорьевиче сверхстрашные вещи в листовках на русском и на немецком языках. Гитлер даже вздумал упомянуть его в одном из своих приказов. Фашисты изображали его человеком, пожирающим новорожденных немцев.
Эренбург рассказал мне об одной любопытной встрече с немецким врачом в Восточной Пруссии. Врач все расспрашивал его, как, мол, советские люди собираются обращаться с мирным населением. Илья Григорьевич старался его успокоить, но он вдруг, испуганно озираясь, спросил: «А Илья Эренбург не приехал в Восточную Пруссию?» Писатель ему ответил: «Нет, что вы! Илья Эренбург не выезжает из Москвы».
А статья Мануильского, понял я, была в известной мере реакцией на наши неудачи в контрпропаганде.
— Ну что ж, — закончили мы разговор на эту тему, — ждем от вас, Дмитрий Захарович, еще такие же статьи…
Принесли радиоперехват. Германское командование передает, что немцами взяты… Великие Луки. И это после того, как в нашей сводке было сообщено, что советские войска освободили город. Конечно, не на всякую немецкую брехню мы реагировали. Но эта брехня была столь наглой, что промолчать было нельзя.
Ответ на лживое сообщение немцев дал наш художник Борис Ефимов. Его карикатура состоит из двух картинок. Над первой надпись «По сводкам германского командования». Рисунок изображает карту, кружок на карте условно обозначает Великие Луки. Его накрыла рука немецкого генерала. Он в восторге. На плечах генерала сидит Геббельс с микрофоном и вещает: «Великие Луки в немецких руках».
Над вторым рисунком надпись «В действительности». Изображена площадь города. Она в глубоком снегу. Из сугробов торчат руки убитых немцев, много рук. И внизу: «Немецкие руки в Великих Луках».