И тут по знаку Асмуда покатились бочки с пивом (элем), медом-сурицей, мешками выгружалась вяленая рыба, куски мяса, окорока, каша в чанах, жареная и вареная птица. Справа входила в свою завершающую часть. Но неожиданности и чудеса на этом не закончились.
Когда толпы людей распределили бочки с медом и пивом, образуя группы довольных выпивох, послышались возгласы в память князя Олега и уже песни славянские и финские, а в круг стали скандинавы и, по обычаю взявшись за руки, двинулись в танце. В центре круга стоял запевала. Громко, поставленным голосом он то ли пел, то ли певуче произносил на скандинавском языке слова знаменитой в то время баллады:
Силен был Дидрик, груб и смел,
А жил он возле Берна,
И триста родичей имел,
Я говорю вам верно...
И бились мы в Ютландии!
Обнявшись, круговая цепочка скандинавов, делая два шага налево, шаг направо, хором поддерживала запевалу, подхватывая припев:
Запевала продолжал:
Мы весь завоевали свет,
Теперь земли нам хватит.
Но Хольгер Датский, наш сосед,
Еще нам дань не платит.
И бились мы в Ютландии!
Хор единогласно, как в один голос, поддержал:
Два купца-датчанина, приглашенные на страву, сидевшие рядом с Асмудом и хорошо пригубившие эля, хлопали себя по ляжкам и повторяли припев:
Асмуд вдруг заерзал на месте, потом еле приподнялся, встал, и торжественно подняв руку над головой, обратился к Святославу:
- Княже, не могу сидеть, кровь зовет, пойду танцевать! Святослав только хохотнул:
- Дядька! Смотри не рассыпься!
С помощью служка Асмуд спустился с холма и, увидев Ингвора и желая как-то поддержать его, подошел к нему, разорвал цепь и вцепился в сильные руки норвежца.
Тут Свертинг, злобой обуян,
Вскричал что было духу:
- Давайте мне хоть сто датчан,
Прихлопну их, как муху.
И бились мы в Ютландии.
Возбужденно и могуче хор поддержал:
Запевала поднял руки и как бы бросил их на танцующих:
Наутро двинулись в поход Шестнадцать тысяч конных,
Чтоб датский покорить народ,
Сломить непокоренных.
И бились мы в Ютландии.
Хор, будто наполненный силой и решимостью, грянул:
Но голос спал, он стал не таким решительным и самоуверенным:
Сошлись враждебные войска На вересковом поле,
И мнилось, Дания близка К позору и неволе.
Рубились воины три дня,
Пришельцев много пало,
Ни шагу датская броня Врагам не уступала.
И бились мы в Ютландии.
Движение по кругу остановилось, будто что-то помешало им двигаться дальше. Но эта пауза буквально следовала за смыслом баллады. Теперь скандинавы стали делать два шага направо и шаг налево.
Угрюмо Свертинг проворчал:
- От нас осталась сотня,
Не одолеем мы датчан Ни завтра, ни сегодня.
И Дедрик, мощный, как гора,
Ответил, хмурясь грозно:
- Я вижу, прочь бежать пора,
Пока еще не поздно.
И бились мы в Ютландии.
Хор варягов-скандинавов, пританцовывая, грустно повторил:
И бились мы в Ютландии!
Помчался Дидрик по холмам,
Он зря, выходит, бился.
За ним бежал и Свердинг сам,
Хоть больше всех хвалился.
Шестнадцать тысяч верховых Навеки стали прахом.
Бежали семьдесят живых,
Гонимы смертным страхом.
И бились мы в Ютландии.
Но как только хор повторил припев и запевала начал первую строчку нового куплета, вдруг ужас нарисовался на его лице, глаза вытаращились, а рот так и остался открытым. Огибая круг танцующих, двигалась в сторону холма белая фигура высоченного роста, и кто мог разглядеть ее, тот сразу бы заметил, что это моложавый человек, но с седыми бровями и белыми волосами по плечи. И одежда белая, похожая на одежду восточных или индийских купцов. Толпа гуляющих и уже достаточно охмелевших людей вдруг разом протрезвела.
Многие застыли в ужасе, другие повалились на колени, повторяя заклинания.
Одни - «Будь милосерден, Тиу-Тау!»
Другие - «Сверкающий лунный Альф, будь под землей!»
Иные твердили - «Наверху облаченный в свое оперение, покрытый инеем господин, пощади!»
Или - «Хвост стрелы, одетый в оперение, блестящий наконечник, не губи! [18] »
Фигура двинулась к холму и, будто скользя, появилась у самого застолья князя. Святослав невольно встал. Его зоркий взгляд уже давно заметил белое облако, что двигалось с противоположного берега Волхова, пересекло водную гладь, не коснувшись воды, и вот оно здесь, на холме. Большими ярко-голубыми глазами он с ног до головы разглядел юношу, потом взял его за плечо, сильно, но мягко, как бы по-дружески, повернул в сторону капища, где еще струился вверх тонкий стержень дыма, вкрадчивым голосом произнес:
