Сообщение - страница 4

Шрифт
Интервал

стр.

и пока мы спирт мировой в голубую воронку льем,
подступает время уплаты долгов бессловесной прозе
привокзального детства, что пахнет свежим бельем,
сохнущим на морозе.

«Сколь чудно в граде каменном за чаркою вина…»

Сколь чудно в граде каменном за чаркою вина
сидеть перед экзаменом в глухие времена,
когда с подружкой светлою, робея и ворча,
мы изучали ветхие заветы Ильича!
Икота шла на Якова. Как ясно помню я
абзацы с кучей всякого сердитого вранья!
Как жаль, что по обычаям опричницы-Москвы
диплома мне с отличием не выдали, увы —
за тройку по истории ВКП(б), за ночь,
за строчки – те, которые не смог я превозмочь!
Прощай же, время логики и рукотворной мглы.
Фарфоровые слоники, подвальные углы.
Ах, как мы были молоды, как пели налегке,
то олово, то золото таская в кошельке!
Мы стали долгожители, а были – чур меня! —
живые похитители небесного огня.
А от того учебника остался хриплый прах —
как записи кочевника в воздушных дневниках.

«Как многого, должно быть, не успею…»

Как многого, должно быть, не успею
дождаться. В детстве думал, что советской
науке все подвластно. Спутник, Лайка,
потом Гагарин, а за ним Титов,
жужжание могучих ЭВМ,
глотающих рулоны перфоленты,
«ТУ-104» в реактивном небе,
капрон, транзистор, слайды, кукуруза.
Вот, повзрослел, и ныне предаюсь
постыдной меланхолии, поскольку
ошибся. Да, ошибся! Полагал,
что дружные, веселые колонны
биологов и химиков, ликуя,
по Красной площади седьмого ноября
пройдут однажды, хвастаясь рецептом
не вечной жизни, так хотя бы счастья.
А с улицы то рок, то рэп. Подросткам
Плевать на смерть и вечность. Ну и слава
Создателю. Довлеет дневи
злоба его. Мы в юности не ведали
Ни экстази, ни изоамилнитрита,
И девам нашим, на манер Джульетты,
не приходило в голову уступать
ребячьей похоти до свадьбы.
Завидую ли? Мой отец не дожил
До скайпа, дед – до радио, а прадед —
До самолетов. До чего же я
Не доживу? Мне пишут: расшифрован
геном неандертальца. То-то будет
веселье! Новорожденный наш кузен
зальется плачем, улыбнется – жаль,
что я уже об этом не узнаю…

«Ты, юная смерть, воровской поворот, многократно…»

Ты, юная смерть, воровской поворот, многократно
целованный в рот!
Ты, добрый некстати – любовью взахлеб на счастье
целованный в лоб!
Не я ли кого-то единственной звал, а сам говорил,
голосил, воровал?
Не я ли весь век под кого-то косил, пока не остался без сил?
Пей, знахарь-астролог, юродствуй, монах. Мне всякое ах —
вопросительный знак,
Мне всякое ох – восклицательный знак, как синее зелье
на похоронах.
Не остров, не остов, не бюстик Толстого. Открыть эту
музыку проще простого.
Садни, безобразница, скалься, двоись – казнись, утекая
в наскальную высь…

«Может быть, стоит дождаться осени, когда верхний свет…»

Может быть, стоит дождаться осени, когда верхний свет
постепенно кривеет, и ветра практически нет —
чтобы смерть обернулась хлыстом – сыромятным,
длинным —
чтобы гуси худые снимались на юг довоенным клином?
Слушай, серьезно, дождемся благословенной. Так
вознаграждает Сущий тех, кто еще первородства не пропил.
Мы пойдем гулять, советские песни петь. Известняк
городской будет приветствовать нас, порист и тёпел,
да и вправду сентябрь, родная. Чего мудрить.
Будем юродствовать, воду сырую пить
из нержавеющей фляжки. А все-таки боязно, Боже,
Как же ты страшен! Как жизнь на тебя похожа!

Стансы

Постарел, обнищал? Скулишь, смолишь натощак?
Разве смысл у жизни один? Как минимум шесть.
Пожилые люди всегда говорят о простых вещах.
По одежке встречают, хранят смолоду честь.
Не умеешь растить полынь – не беда, мой свет.
Закупи на станции у ровесницы невеликий букет
васильков, только не сетуй на власть немногих
пресмыкающихся, чешуйчатых, многоногих.
Воображаемый самодержец, подобный мне!
Разве ты не родился в бездрожжевой, но ржаной стране?
Не рыдал ли ты молодым, от блаженства едва дыша,
Над учебником ранней смерти для ВПШ?
Мысли мои вращаются вкруг смены времен года.
Лето сухое выдалось, а теперь – ну что за погода!
Под меховым зонтом семеня на службу, сосед-скорняк
Знай бормочет, что суть в корнях, а василек – сорняк.
У кого там капал в стихах прохудившийся водопроводный
кран?
Тот был – сверчок советский, а я – то ли цикада, то ли варан,

стр.

Похожие книги