– Что тебе до этого, чужачка? – с некоторым удивлением поинтересовался Индиго. – Шей-рах – не твой дом, а его народ – не твой народ, что бы ты из себя ни строила. Почему это тебя беспокоит?
– Потому, что там у меня намного больше друзей, чем здесь, – парировала Джой. – Потому, что по Шей-раху я скучаю больше, чем по этому месту. И это делает Шей-рах моим домом – в некотором смысле.
Индиго горько усмехнулся и покачал головой.
– Тогда твой мир должен бы стать моим домом, но он мне не дом и никогда им не будет. А Шей-рах останется моим домом, даже когда я в конце концов покину его навсегда. Но я все равно решил остаться здесь. Когда получу приемлемую плату за то, от чего отказываюсь.
Ночь с воскресенья на понедельник – день начала учебного года – была также последней ночью перед новолунием. У Джой даже промелькнула мысль – может, навестить Абуэлиту в другой раз? – но устоявшиеся привычки теперь очень много значили для ее бабушки.
– В моем возрасте, когда ninos [10]ушли, друзья ушли, тело уходит, – что остается, кроме привычного образа жизни? Если бы не мои дурацкие давние привычки, кто знает, помнила бы я, кто я такая?
Джой очень тщательно продумала расписание дня. Луна встанет, как только стемнеет. Если поймать нужный автобус, вполне можно успеть домой к ужину. Несмотря на то что родители Джой ни разу ее не хватились и даже не догадывались, как далеко от них она уходит временами, Джой, к собственному удивлению, обнаружила, что именно в те дни, когда она собиралась пересечь Границу, от них ужасно трудно отцепиться.
Джой приготовила все заранее – теперь она точно знала, что нужно класть в рюкзачок, когда собираешься в Шей-рах. Она даже вовремя вспомнила, что нужно взять книжку с картинками для ручейной джаллы – та никак не могла себе представить, что такое книги. Собравшись, Джой отправилась в «Серебряные сосны». Абуэлита уже ждала ее в холле, на маленькой скамеечке.
– Какие у тебя забавные волосы, – сказала Джой. – С чего это вдруг они побелели? Они же у тебя не белые.
Абуэлита принялась смеяться, и хлопать себя по бокам, и смеялась, пока ее смуглая кожа не сделалась почти что розовой.
– Я просто перестала краситься, Фина. Я красила волосы… ох, много лет. Рикардо очень нравились черные волосы. Но теперь это сделалось чересчур уж хлопотно. Придется Рикардо принять меня такой, как я есть. – Абуэлита обняла Джой, потом уронила руки. Она никак не могла унять смех. – Неужто ты и вправду об этом не знала? Ох, Фина, как я тебя люблю!
Они заканчивали первый круг по парку, когда Абуэлита сняла с запястья золотой браслет со вставками из слоновой кости и прежде, чем Джой сообразила, что происходит, ловко надела его на руку внучке.
– Подвинь его повыше, дитя. У тебя слишком тощие руки.
Джой остановилась как вкопанная.
– Это невозможно! – выпалила она, от потрясения перейдя на английский, – Забери его, Абуэлита, он слишком дорогой. Ты не можешь взять и отдать такую вещь девчонке!
И Джой принялась возиться с изящной старинной застежкой, пытаясь снять браслет.
Абуэлита удержала ее руку.
– Фина, он всегда был твоим, с самого твоего рождения. Я хочу сейчас видеть, как ты его носишь, а не смотреть потом с небес. Это слишком уж далеко – небеса, – а глаза у меня уже не те, что раньше.
Глаза Джой наполнились слезами, и старуха тут же напустилась на внучку.
– Вот только не вздумай вести себя как твой братец! Это просто браслет, это просто бабушка, это просто жизнь. Не больше и не меньше. Как я тебе и говорила – просто жизнь, которая достаточно хороша для всякого.
– Но мне же нечего подарить тебе! – всхлипнула Джой, Абуэлита одарила ее нежным и насмешливым взглядом.
– Ну, это чересчур глупо даже для такой маленькой девочки, как ты. Так что мы не будем тратить время на то, чтобы это обсуждать. Дорог не подарок, дорого внимание. Все дело в причине. Драгоценные безделушки может дарить кто угодно, но никто не сможет подарить мне Фину. С того дня, как ты родилась, о чем еще я могу просить?
Внезапно Абуэлита умолкла и застыла неподвижно, поднеся руку к уху.
– Что это? Что я слышу?
