Проваливаясь по колено в снег, мы пошли к зданию, которое, судя по остаткам витражей в окнах и треугольному скелету купола, когда-то было церковью. Завернув за нее, мы, пригибая голову, спустились по узкой лестнице в подвал. За дверью оказалось тепло, влажно и шумно, как в бане. Вокруг ярко освещенного пятачка толпились люди, выкриками подбадривая кого-то мне невидимого.
- Это петухи дерутся, - бросил мне через плечо проводник, продираясь через возбужденную толпу. - Ставки по 50 долларов. Можно выиграть пару тысяч. Я знаю одного хорошего петуха, хочешь поставить?
- В другой раз, - отвечал я. - Сперва давай траву.
- О'кей, о'кей. Я тебе только одно скажу, эти люди, которые торгуют травой, это страшная семья. Так что ты, пожалуйста, без сюрпризов, типа я из полиции, сдавайтесь. Они тебя так заколдуют, тебя родная мама не узнает.
Из общего зала мы свернули в коридор и направились в его темную глубину.
- Они там все колдуны, - продолжал проводник. - Вся семейка. Колдует баба, колдует дед, а внучка делает минет.
- Что?!
- Если это тебя тоже интересует, то тогда получается, что ты мне должен за две услуги. Всего десяточку. Верно?
Мы остановились у полуоткрытой двери.
- Ну, давай, - сказал проводник.
- Что?
- Десяточку, что.
- Минутку, - остановил я его. - Пока что я не знаю за сколько именно услуг я тебе должен. И потом как я без тебя отсюда выберусь? Так что подожди меня пару минут.
И не оставляя ему время на возражения, я вошел в комнату.
Комната выглядела, как номер подпольного борделя из кинофильма о доблестной работе полиции. На огромной кровати под тюлевым балдахином полулежала молодая негритянка. Одета она была, как и полагается персонажу из упомянутого типа фильмов в кружевное белье, которое больше открывало, чем закрывало. Спинка кровати была зеркальной и по краям ее, венчая картину дешевого разврата, горели две красные свечи. Потягивая папироску, негритянка раскладывала перед собой карты.
- Пардон, - сказал я и кашлянул в кулачок для привлечения внимания.
- Проходи, - собрав карты, она отбросила их в сторону и, закинув руки за голову, сладко потянулось, так что косточки хрустнули. - Ну, что тебе?
- Мне бы травки, - скромно сказал я.
- 30 долларов на десять закруток.
Она достала из-под подушек несколько мешочков, выбрала из них нужный и развязала его.
- А попробовать можно? - понахальничал я.
- Если купишь на тридцатку, дам - сказала она. - Присаживайся.
Я сел на край постели, достал из бумажника три десятки и вручил ей. Она, ловко застрочив папироску, раскурила ее и протянула мне.
Я сделал затяжку. Очевидно мой чумазый проводник был таки прав. Трава оказалась сильней, чем можно было ожидать. Внезапно я обнаружил, что уже не сижу, а лежу и рассматриваю откуда ни возьмись выглянувшую ее грудь. С любовью и большим знанием дела она была отлита из чистого шоколада. Теплые блики света ходили на ней.
- Мне надо домой - сказал кто-то рядом моим голосом.
- Кто держит? - пожала плечами моя новая подружка и от этого движения упомянутая выше грудь качнулась и столкнулась с появившейся из кружев шоколадной подругой. Набрав дыма в рот, негритянка склонилась ко мне и легко прижав свои губы к моим, стала медленно вдувать его в меня. Дыма было так много, что он наполнил меня до краев и стал просачиваться сквозь поры в кровать. Став легче воздуха, она покачнулась и приподнялась над полом. Чтобы не упасть, я схватился за шоколадные изделия.
- Колдуй баба, колдуй дед, - сказал я и засмеялся.
- Тебе, кроме травы, ничего не надо?
- Мне надо домой, - снова сказал кто-то моим голосом, но точно не я, потому что в этот момент колдунья снова вдувала в меня порцию дыма и рот мой был занят.
- У тебя нет дома, - сказала она, оторвав от меня свои сладкие губы. На этот раз постель поднялась еще выше, и я подумал, что точно так же, как потолок в моей си-гейтовской квартире, этот неплохо было бы еще много лет назад отремонтировать и покрасить.
- Все равно мне надо.
- Нет, не надо, - она покачала головой и глаза ее стали грустными-грустными.
- Почему?
- Потому что ничего хорошего из этого не выйдет.