— Я с этими суками разберусь! И я тут построю... Дворец книг!
— Ясно. — Она набрала номер на телефоне. — Все, папа! Давай, жду! — Повесила трубку, глянула на меня. — Ну, а ты что?
Я что?
Зазвонил телефон. Она взяла.
— Тебя, — протянула трубку, тяжелую, как гантель.
Язык жены заплетался.
— Настя пропала!
— Как?
— Обиделась на что-то. И вторую ночь нет.
Да уж есть на что обидеться!
— Может, у бабки она? Ты бабке звонила?
— Думаешь, она там?
— Тебе думать надо! — брякнул трубкой.
Дочурка — будем считать — у бабки спасается... хотя и бабка тоже не вариант!
— Ну? — Инна и прижавшийся к ней Митька стояли передо мной.
— Завал, — сказал я Инне, кивая на трубку. Выбрал!
— Ясно, — проговорила она. Прогрохотал злобно сброшенный с антресолей чемодан. Выбрал я. Как всегда, не то. Проиграл. Как и все проигрываю. Это я только в литературе лют.
— Черт, убери эту дрянь! — Инна металась, собираясь, и елка, так и не установленная, постоянно оказывалась у нее под ногами.
— Погоди, ведь Новый год! — привел я последний жалкий аргумент.
— Ничего! В Англии Новый год тоже умеют встретить!
Подъехал тот самый черный катафалк. На фоне пепелища, еще светящихся головешек, неплохо смотрелся. Хорошо, что Пека валялся в отрубе и этого не видал... Хотя хорошего мало.
Я вынес за Инной и Митей чемоданы. Грязные слезы от дыма текли. Или не только от дыма? Митя какой-то подавленный был. Надо бы устроить с ним бодрый языческий танец на углях! Не было сил.
— Ну, ты что, остаешься здесь? — уточнила Инна.
— Да нет, своего хватает. Скоро к себе.
Инна махнула белой ручкою, и они с Митей скрылись за черным стеклом.
— А? Что? — Пека очнулся. Хорошо, что я хотя бы рядом был. — Улетели?
— Еще нет.
— Митьку не дам! Его здесь место!
— Но не все это выдержат.
— А как мы тут?! — Пека произнес.
А как мы... этого я еще сам толком не понял. Сели в его авто, понеслись. Пришлось, правда, чтобы выехать из гаража, убирать с-под колес остатки пиршества.
Аллея героев! Навстречу катафалк возвращается. Вот и хорошо. Вот все и устроилось. И на кладбище нас отвезет. Здесь мое место. Рассчитаем точку... березку для венка чистую подберем.
— Давай! — это я скомандовал. Лучший конец!
— Ур-р-ра-а!
...Потом мы вместе с машиной валялись в канаве. Вот так. Эффектное окончание, в стиле «совок»... но для ВГИКа годится. Или нас давно отчислили из него? Сознание плыло.
— Хило поцеловались! — Пека прохрипел.
В небо, весь светящийся, как новогодняя елка, взмыл самолет...
Глава 6
ХАРАКТЕРИСТИКА НА ТОТ СВЕТ
...Мобильник мой огорчал меня. Мог ли я десять лет назад хотя бы представить, что маленький кармашек рубашки сможет вместить такой сгусток неприятностей и проблем? Порой, когда я его вытаскивал и тупо глядел на поступившие неприятные сообщения, я думал: а размахнись ты пошире, закинь его вон на крышу сарая и там оставь, и с проблемами и неприятностями будет покончено — никаким иным способом они не пробьются к тебе! Давно уже никто не звонит тебе по обычному телефону, привычная прежде почта словно испарилась, да и не нужна — кому ныне придет в голову мысль писать длинное пространное письмо на бумаге? А тут — потыкал по клавишам, послал и — получите неприятность. Прогресс!
Просматривая сообщения, я раскинулся в тихом московском дворике — рухнул здесь абсолютно случайно, уже не было никаких сил брести по раскаленной душной Москве, а тут вдруг потянуло свежестью, и меня засосало сюда. Действительно, тут имелся кусок покоя и прохлады под старинным, мощным, корявым, наклонным и как бы перекрученным по спирали вязом. Очень старые деревья время вот таким странным образом выкручивает — замечал это не раз — отжимает, словно белье.
Тут имелся еще один московский старожил: белый московский флигель с маленькими сводчатыми окнами, приплывший явно из тьмы веков, как и вяз. Вернее, наоборот — это они были давно, когда тут еще ходили бояре, а постепенно приплыло сюда остальное: этот огромный шикарный дом, украшенный пестрым кафелем, эпохи эклектики и империализма, и жестяная (и бездушная) табличка на флигеле «Строение 2», от которой буквально разило эпохой инвентаризации и социализма... Впрочем, с этим, возможно, я ошибаюсь... И как это сладко вдруг — иметь право безнаказанно ошибиться хоть в чем! Как приятно вот так наконец расслабиться, отдаться потоку необязательных мыслей, в которых можно вот так лениво ошибиться, — и это не будет иметь никаких зловещих последствий. В основной жизни такая роскошь недоступна давно, а тут ошибайся сколько влезет, расслабляйся, отдыхай! То ли это табличка времен позднего социализма, то ли раннего капитализма... какая разница! И то и другое безопасно для тебя. Не надо в связи с этим куда-то срочно звонить и ехать, как ты уже привык, и уже не можешь остановиться... а вот, оказывается, могу!
