Она переживала, что своим опозданием мешает другим, но время ее настолько не интересовало, она с ним не считалась.
— Все и так только и делают, что все организуют, — говорила она иногда, — поэтому мне нет никакого смысла об этом беспокоиться.
И тот, кто знал Галу чуть дольше, должен был признать, что несмотря на медлительность, она никогда не пропускала ничего важного. Казалось, все схемы и расписания, календари и еженедельники старались приспособиться к ней, а не наоборот.
— Ах, — улыбалась она, когда кто-то ей об этом говорил, — правила строги только к тем, кто их придерживается.
В этот вечер было отрепетировано только несколько сцен. Больше всего времени заняла хореография первой сцены, когда манекены впервые чувствуют, что могут двигаться. Каждому студенту выделили место для отработки движений и проговаривания текста. Было заметно, как скованно они играют, и хотя изображались манекены, деревянная игра не прибавляла убедительности.
Лишь в последние четверть часа настала очередь Галы и Максима, который должен был ее соблазнить. Он еще никогда никого не соблазнял и еще много лет бы не осмелился, если бы ему тогда не представилась возможность спрятаться за чужие слова. Он держал текст в левой руке, а другой обнял Галу за талию и притянул к себе. Она, казалось, не была удивлена, что ее любовник находится позади нее, положила свою руку на его и мгновенно уступила. Она медленно легла на него лицом вверх, повернула голову и положила ему на грудь. При этом ее волосы скользнули по его щеке, а ягодицы прижались к его члену. Максим часто задышал, словно все было по — настоящему, но в то же время мысль о том, что это всего лишь роль, дала ему мужество продолжать. Он чуть пошевелил бедрами и почувствовал, как отреагировала его партнерша. Он заглянул в свой текст и произнес следующую реплику, повернув голову к Гале с тем, чтобы поцеловать ее в шею.
— Ты что индейку выбираешь? — прервала их игру полька, после чего все последние минуты репетиции ругательствами, вздохами и насмешками пыталась заставить молодых людей изобразить больше интимности.
После репетиции вся компания направилась в кафе кинотеатра напротив. Даже переходя улицу, Гала отстала от всех, так что Максим, вошедший в кафе первым, уже подумал было, что она не придет, но через некоторое время полька попросила всех потесниться, чтобы Гала могла сесть рядом с ней.
Максим сам никогда не ходил в кафе и вообще не понимал, зачем это делают другие. Он видел, как люди смеются — сдержанно или во весь голос, но еще яснее он видел, что они не получают удовольствия, и делают все, чтобы скрыть это. Если они пришли сюда не для приятного времяпрепровождения, тогда зачем? Максим слышал, как они вечера напролет рассказывали о себе, чем занимаются, о чем думают, но у него самого не было такой потребности. Когда у него просто-напросто спрашивали, как дела, он с удивлением подыскивал ответ, будто о таких пустяках никогда не задумывался.
На самом деле ему просто не хотелось говорить о себе. Раньше он думал, что так происходит потому, что он не считает себя и свои мысли достаточно важными, но после выпускных экзаменов почувствовал себя сильнее. Теперь он понимал, что его мысли были ему, наоборот, слишком дороги, чтобы делиться ими с незнакомцами. Подумать страшно, как они с ними обращаются! В отличие от большинства, Максим свои мечты и идеи не оттачивал в общении с другими, но с трудом выстраивал в одиночестве. Они казались ему слишком хрупкими, чтобы выдержать словесное насилие, возникающее в компании.
Речи большинства людей заключаются в том, что они просто спорят с другими, не слушая их. Самим же им очень хочется быть услышанными. Поэтому они часто так рады человеку, не старающемуся что-то сообщить. В обществе Максим производил впечатление идеального слушателя. Всегда глядя людям в глаза и вовремя кивая, он поощрял их открывать ему свою душу.
Теперь он заметил, что Гала в основном тоже слушала. Сейчас ее присвоила полька, наслаждавшаяся вниманием молодых людей, подсевших к ним. Она провоцировала их сексуальными намеками и задавала насмешливые вопросы Гале, надеясь, что та подыграет ей и еще больше возбудит мужчин. Однако Гала реагировала всякий раз загадочным смешком, который мог означать как все, так и ничего. Когда же ей наконец приходилось что-то сказать, она произносила одну-две короткие фразы, сводившие на нет старания польки, чем вызывала смех у молодых людей, желавших показать, что они сидят здесь не ради престарелой Ширли Темпл, а ради нее.
