— Бывший Соломон, — сказал Проф. Хиггенс и моргнул, когда пуля попала в статую, возле которой он стоял, — сообщил нам, что Музей окружен… Вы могли бы сказать, что он преувеличивает?
Пол зевнул и посмотрел на Профа отсутствующим взглядом:
— Я думаю, что нет. — Неожиданно он улыбнулся натянутой улыбкой. — Андроиды не запрограммированы, чтобы преувеличивать.
Пол вскочил на ноги, пошатываясь.
— Забыл сообщить вам новости, — проговорил он. — Даже не знаю почему. Центральное Бюро сильно защищено; мы потеряли много людей, но взяли его. — Он опять зевнул. — Спасибо Господу за подкрепление.
— Какое подкрепление?
— Граждане Лондона, — ответил Пол. — Им надоело быть просто зрителями. Может быть, их стало немного раздражать то, что андроиды начали стрелять в них. Сейчас, я думаю, Освободительная Армия насчитывает тысяч пять человек.
— Они присоединяются к нам? — недоверчиво воскликнул Хелм. — Они в самом деле присоединяются к нам?
— Таково общее впечатление, — пробормотал Пол. Неожиданно он сел на пол. — Становлюсь рассеянным, Джон. Надо было раньше сказать, что я послал за резервным батальоном, когда увидел, что они окружают Музей… Думаю, что эти проклятые убийцы теперь уже сами окружены… Забавно, как вы считаете?
— Забавно? — восхищенно зарычал Проф. — Живые андроиды! Еще как забавно! Это самая чудесная и остроумная шутка из всех, что я слышал!
— Вивиан, — сказал Маркхэм. — Попробуйте сделать что-нибудь для Пола, ладно? А мы все поможем удержать андроидов, пока резервная группа не подоспеет.
В этот момент раздался звон разбитого стекла, и граната, крутясь, цокатилась по полированному полу Египетской Галереи и остановилась у самого подножия стоящей рядом с ними статуи. Какую-то долю секунды все смотрели на гранату, как парализованные. Потом, не успели они прийти в себя, Пол Мэллорис собрал последние силы и прыгнул. Его тело упало на гранату почти одновременно с тем, как она взорвалась. Взрыв разорвал его пополам, а статуя раскололась на куски.
И тут же в конце Галереи появилась группа андроидов-убийц. Маркхэм сразу начал стрелять. После первой очереди упали четыре андроида. Когда его магазин опустел, Проф. Хиггенс и Хелм Криспин уже стреляли со всей возможной скоростью.
Другая граната полетела по Галерее. Хелм Криспин перехватил ее, приподнялся и швырнул назад. Но как только граната вылетела из его руки, в голову ему попала пуля.
Граната взорвалась среди андроидов, разметав часть из них, а остальные временно отступили за дверь. Минутное затишье позволило Маркхэму схватить три гранаты с колен египетского бога, где он положил их раньше. Не медля ни секунды, он кинул их одну за другой в сторону входа, а когда утихли звуки взрывов, новый магазин уже был вставлен в его пистолет-автомат.
Но андроиды больше не появились, и неожиданно он понял, что стрельба на улице затихла и только изредка слышались случайные взрывы. На смену выстрелам пришел другой звук — тысячи мужчин и женщин пели. Он не мог разобрать слов, но мелодию узнал — это было «Вступление во Иерусалим» Блейка. Последний раз он слышал эту мелодию сто пятьдесят лет назад в соборе Святого Павла…
Пение подкатывалось все ближе и ближе, пока не стало казаться, что звуки исходят от самого Музея.
Проф, Хиггенс с трудом поднялся на ноги, придерживая раненую руку.
— Голос свободных людей, — сказал он таким тоном, как если бы испытывал нечто невозможное. — Впервые в жизни я такое слышу… Джон, слушай! Слушай! Голос свободных людей!
Маркхэм отыскал в дыму Вивиан и Марион-А. Вивиан он нашел за маленьким, но тяжелым сфинксом; Марион-А укрылась за саркофагом, откуда она весьма успешно использовала свой автоматический пистолет.
К этому времени в Египетской Галерее стало светлее.
— Живые андроиды! — воскликнул Проф. Хиггенс, глядя через полуразбитое окно на темное, серое небо. — Уже почти светает.
— С тобой все в порядке, Вивиан?
— Да, Джон… Что с бедным Полом?
— Не смотри, — жестко сказал Маркхэм. — Ничего поделать уже нельзя. Пойдем-ка. — Обняв, он повел ее в сторону.
— Джон, — ласково сказала Вивиан. — Ты был прав. Ужасно прав, дорогой враг. Люди не должны жить только для того, чтобы гнаться за счастьем. Я точно не знаю, но, может быть, счастье именно в тех вещах, которые мы отрицали, — в работе и ответственности. В воспитании детей и в верной любви.
