К тому времени, когда Маркхэм нашел нужный дом на Парк-Лэйн, он чувствовал себя изгнанником, человеком, стремящимся убежать от самого себя, от своих мыслей, своих воспоминаний. Он начал понимать, как чувствуют себя Беглецы, отринутые обществом, живущие где и как придется…
Вивиан Бертранд сама открыла дверь. Он ожидал увидеть слуг, андроидов, возможно других гостей. Но, очевидно, Вивиан устраивала интимная обстановка.
— Привет, дорогой враг. Вы опаздываете. — Она приветствовала его улыбкой, в которой проскользнуло нетерпение.
— Извините, мисс Бертранд. Я сильно опоздал?
— Семь минут. Обычно ждут меня. Это новое ощущение. И я не мисс Бертранд, во всяком случае не сегодня вечером. И не для вас.
На ней было весьма простое одеяние. Выше талии оно напоминало вечернее платье, по линии шеи обрамленное металлическим пояском, служившим единственным украшением; ниже талии — переходило в клетчатые брюки, которые подчеркивали длинные, грациозные ноги.
Когда она встретила его у дверей, платье казалось черным, а поясок серебряным. Но когда она прошла в гостиную, платье оказалось цвета мальвы, а поясок золотым. Одновременно с этим ее обычно золотые волосы стали темными.
Ее развеселило удивление Маркхэма.
— Я знакомлю вас с новой модой, — сказала она. — Сейчас у нас нет большой приверженности к статическим цветам. Слишком монотонно. Мы живем в мире жизни и движения, дорогой враг, — в мире, радушном, как любовь и правда.
Она повернулась с торжественным изяществом; ее платье стало белым, а длинные волосы переливались глубоким зеленым цветом. Маркхэм смотрел словно загипнотизированный.
— Как… — начал он.
— Как, — передразнила она, — и почему! Это все, что заботит вас. Вам не нравятся красивые вещи?
— Да, но…
— Ваши «но» наводят скуку, дорогой Джон. Долой все «но», «как» и «почему». Садитесь на диван, а я приготовлю вам особый, встряхивающий душу коктейль. А потом, если вы будете хорошим и развлечете меня, я, может быть, удовлетворю ваше любопытство.
Она весело толкнула его на длинный низкий диван, подошла к маленькому столику на колесах, уставленному бокалами и графинами, и приготовила коктейли.
Комната была обставлена в роскошном, современном стиле, но внимание Маркхэма сосредоточилось на Вивиан. Атмосфера, казалось, была насыщена ею, как будто она излучала невидимую энергию, которая заряжала все, до чего она дотрагивалась.
Она вручила ему бокал и уселась перед ним в живописной позе на ворсистом ковре, баюкая свой «душетряс» и глядя на Маркхэма ясными, веселыми глазами.
— Расслабьтесь, — сказала она, поднимая бокал. Маркхэм осторожно попробовал свой коктейль, — по вкусу это был высокооктановый сухой мартини.
— Как вам нравится то, что у вас есть персональный андроид?
Он улыбнулся:
— Я к этому привыкаю. Мне приходится все время напоминать себе, что она всего лишь машина.
— Возможно, — сказала Вивиан, — что и мы все — тоже машины. Только мы этого не знаем.
— Вы верите в это?
Она улыбнулась:
— Дорогой Джон. Ты такой безнадежно серьезный… Давай выпьем еще. Мой бокал пуст.
Маркхэм встал:
— Скажите мне, как его смешать, тогда я смогу добавить в свой список еще один рецепт.
Он смешал «душетряс» под ее руководством. По вкусу коктейль получился не хуже первого — только немного крепче.
— Я знаю, — сказала Вивиан. — Мы выпьем в память о вашей жене.
— В самом деле? — он ощутил неясное раздражение.
— Вы не хотите?
— Нет.
— Тогда я… Вот за что — как ее звали, Джон? Неожиданно для самого себя, сам того не желая, он ответил:
— Кэйти.
— Тогда за Кэйти. Я уверена, что она была прекрасной, милой и очень ручной… Вы согласны?
— Нет.
— Вы не думаете, что она была прекрасной?
— Я не думаю, что она была ручной.
Вивиан проглотила свой коктейль.
— Конечно была. Она позволила вам приручить себя, разве нет?
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Вы гипо, дорогой враг. Вы прекрасно знаете, о чем я говорю.
Маркхэм допил свой коктейль.
— А что могло бы означать гипо?
— Гипокрит. Иначе говоря, лицемер. Мне скормили немало исторических записей, Джон. Лицемерие было великим искусством двадцатого века. В политике, в войне и в любви.
