— Лондон отсюда милях в пятидесяти, — ответила Марион-А. — Ближайший город — Колчестер.
— Почему же тогда «Северный Лондонский Санаторий»?
— Потому что он расположен в республике Лондон, сэр.
— Да, вы вчера что-то говорили об этом… Я хочу отсюда выбраться. Хочу посмотреть, что произошло с миром… Вы знаете, я даже не представляю, какое сейчас время года! Погода такая великолепная, что я думаю — сейчас весна или ранняя осень.
— Сегодня третий день сентября, сэр.
Маркхэм глубоко вздохнул:
— Лучший месяц в году. Я помню… — Он вдруг запнулся. — К черту это… — Он посмотрел на Марион-А и улыбнулся. — Я хотел бы попросить о небольшом одолжении. Перестаньте называть меня «сэр». А то я чувствую себя директором компании.
— Да, мистер Маркхэм.
— Это еще хуже. Зовите меня просто Джон.
Марион-А заколебалась:
— Персональному андроиду не положено быть столь фамильярным.
— А также не принято вырубать человека изо льда, после того как он пролежал полтора века в ледяной коробке… Я бы хотел, чтоб вы звали меня Джоном.
— Тогда я бы посоветовала ограничиться этим в разговорах наедине. В отношениях человека и андроида существуют строгие правила.
Он зевнул:
— Может быть, не очень нужные правила… Я чувствую себя очень усталым. Черт, я же только что проснулся.
— Вы были условно живым, а после этого повышение утомляемости и слабость — обычные явления. Поэтому вам необходимо несколько дней на восстановление сил.
— Марион?
— Да, сэр?
— Да нет. Не «да, сэр».
Она улыбнулась:
— Да, Джон.
— Удивительно. Я чувствую вашу индивидуальность и ум… Как долго вы будете моим персональным андроидом?
— Пока вам не потребуется другая модель, сэр.
— Хорошо. Тогда я могу заняться вашим образованием. Это должно быть интересно.
— Мне уже задана программа по научным и общественным знаниям.
— Это не то образование, о котором я подумал.
Она промолчала, и Маркхэм сказал раздраженно:
— Если бы вы были человеком, вы бы попросили меня объяснить.
— Вы этого хотите?
— Да.
— Тогда, пожалуйста, дайте мне определение того типа образования, которое вы подразумеваете.
— Вот так лучше. — Он опять зевнул и сонно посмотрел вдаль. — Интеллектуальная независимость и любопытство. Без них вы просто коробка с электронными трюками. А с ними вы можете стать существом, обладающим самосознанием.
— Самосознание, — сказала Марион-А, — это* метафизическая абстракция, которую я могу понять, но не оценить.
— Самосознание, — ответил он, — это дар Божий, что тоже метафизическая абстракция, но тем не менее ценная. Бог дал его человеку. Вопрос в том, может ли человек передать его машине?
Марион-А положила подушку ему под голову, а ноги укрыла легким покрывалом:
— Я думаю, что ответ на этот вопрос могут дать только человеческие существа.
Маркхэм посмотрел на нее и усмехнулся:
— Пока андроиды сами не начнут себе задавать его… Вы — готовая Галатея, а я — устаревший Пигмалион. Интересно, к чему это приведет?
— Боюсь, что мне незнакомы термины, которые вы употребляете.
Он засмеялся:
— Пигмалиону тоже. — Тут глаза его закрылись, и он крепко заснул.
Сон и еда, разговоры и прогулки — таков был его образ жизни несколько следующих дней. Его усталость была больше, чем просто усталость физическая, ее усиливала летаргия духа. Но постепенно жизненные силы возвращались, и на пятый день он кипел от нетерпения, желая вырваться из санатория на свободу и исследовать мир двадцать второго столетия.
На пятый день произошли и еще некоторые изменения. Во время медицинского обследования он познакомился с двумя андроидами-врачами, которые несколько отличались от других андроидов, включая и Марион-А. Позже он узнал, что они были психиатрами, и решил, что их беседы с ним, имевшие очень личностный характер, были частью психиатрического обследования.
Вечером того же пятого дня он впервые вступил в контакт с внешним миром. Правда, контакт был односторонним, поскольку у него брал интервью андроид со стереовидения, однако Маркхэм получил некоторое представление о мире, встречи с которым ожидал.
Интервью проводилось в его квартире вскоре после позднего и плотного обеда.
Андроид был высоким, с очень подвижными чертами лица. Когда он улыбался, это было похоже на настоящую улыбку; вообще его лицо способно было принимать множество весьма правдоподобных выражений, что, несомненно, тоже было запрограммировано для удовольствия телевизионной аудитории.
