Том принес прочную палку. Он даже вырезал на ней рукоятку.
— Думаю, эта штука подойдет, — сердито сказал он. — Она выдержит и полтонны.
— Теперь она сама сможет добраться домой, — сказал Эвери. — Она поразительно вынослива.
Он смотрел, как женщина ковыляет, опираясь на палку.
Том вдруг сказал:
— Если мы потихоньку двинемся за ней, мы выйдем на их лагерь. Это может пригодиться.
Эвери на минуту задумался, но потом все-таки решил отказаться от этой мысли.
— Если она заметит, что мы следим за ней, постарается или увести нас в сторону или заманить в ловушку. А если не заметит, то может завести слишком близко к своим приятелям — а это опасно. А эти ребята, похоже, привыкли сначала стрелять, а потом спрашивать.
Том пожал плечами:
— Другого такого случая может не представиться, но я полагаю, ты хорошо подумал.
Внезапно он размахнулся томагавком и резко опустил его на арбалет женщины. Арбалет разлетелся на части.
— Это научит ее быть более общительной… А теперь мы можем получить докторский гонорар.
Он начал собирать оставшиеся фрукты.
— Они ей не нужны. Ей и так будет нелегко добраться до дома.
Сложной системой знаков Эвери попытался объяснить женщине, что они с Томом уходят и что она тоже может идти куда ей нужно.
Затем — странно, что это ему не пришло в голову раньше, — он указал на себя и произнес: «Ричард», потом показал на Тома и назвал его имя.
Женщина, казалось, поняла. Она коснулась пальцем своей груди и произнесла что-то вроде: «Элетри». Голос у нее был низкий, почти мужской.
Затем, со странной застенчивой улыбкой, она коснулась двумя вытянутыми пальцами сначала своего лба, а потом лба Эвери. Потом повернулась к Тому, быстро взглянула на то, что осталось от ее арбалета, и снова дотронулась пальцами до своего лба. Но по отношению к Тому этого жеста она не повторила. Тяжело опираясь на палку, она заковыляла прочь. И ни разу не оглянулась.
— Золотая девочка уходит со сцены, слегка побитая, но непобежденная, — заключил Том.
Он поднял томагавк и протянул его Эвери.
— На, не забудь свою дубинку. Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше после того, как мы совершили этот подвиг… Между прочим, на твоем месте я бы не очень полагался на ее благодарность. Такие люди не помнят добра, зато долго помнят зло. Что ни говори, они ведут себя, словно избраны Богом.
Эвери молчал. Возразить было нечего.
— Я проголодался, — сказал он.
— Я тоже. Пошли в лагерь… Я скажу тебе еще кое-что. Вряд ли Мэри и Барбара поблагодарят нас за это. Что ни говори, а мы помогли спастись своему потенциальному врагу.
Но Том ошибся насчет Мэри и Барбары. Не считаясь с тем, что может произойти в будущем, они обе чувствовали, что Том и Эвери поступили так, как подобает цивилизованным людям. Инстинктивно они понимали, как важно сохранить основу нравственности. И так же инстинктивно они понимали, что эта нравственность заключается в древней истине: Помогай Ближнему…
Вечером у них завязался по этому поводу жаркий спор — Мэри, Барбара и Эвери против Тома. Кончилось тем, что Том, надувшись, ушел спать.
Его поведение озадачило Эвери. Хотя Том не очень-то стремился помочь золотой женщине — особенно после того, как она пыталась убить их, — но все-таки он очень помог Эвери, если не больше. Это было тем более удивительно, что совсем недавно он был готов броситься на помощь другой женщине (а может быть, той же самой), когда заметил, что ей угрожает крокодил.
Эвери задумался над причиной такой перемены. Возможно, случай у заводи сам по себе более важен. Тогда они оба ясно увидели, что золотые люди — грозные противники. Отсюда следует, что позиция Тома правильна — особенно, если дело дойдет до открытого конфликта.
Потому что тогда вступает в действие другой принцип — более древний, чем любые нравственные правила. Принцип, известный под названием «Выживает сильнейший».
