«Тут-то я и засвечу ему между глаз! Несмотря на все благое влияние губернаторской дочери Анны. А дальше будут суд, штраф, гауптвахта, отстранение от полетов. И это в лучшем случае».
– Здоров, лейтенант! – поприветствовал его МокакинМартышкин, радушно приобнимая за плечи.
– Взаимообразно, Анатолий, – кисло промолвил Матвей. – Что празднуем?
– Да вот у Постникова младший брат на работу устроился... На первую свою работу, между прочим!
«Ну и повод, – удивился про себя Матвей. – А понезначительней повода придумать не могли? Например, почему бы не выпить за окот любимой кошечки Ушанского? Она же такая породистая!»
– А что, в нашем отечестве так сложно с работой для юношества? – осторожно спросил Матвей.
– Да ты не понима-а-аешь! – хором протянула вся троица.
– В смысле?
– Ну, младший брат – он Борюсе как сын. Борюся-то у нас сирота. Родители погибли в катастрофе межпланетника «Циолковский»... Помнишь, все газеты о ней писали и по визору целый месяц некрологи...
Матвей кивнул. Хотя, по правде, ничего такого вспомнить не мог.
– Так вот Борюся ему как отец. Он уроки с балбесом делал. В университет ему помогал готовиться. И вот... на третьем курсе... братан наконец-то постоянное место работы нашел! – продолжал пояснения Мокакин. А Постников, как бы отчасти виновник торжества, лишь продолжал кротко кивать. Мол, «все так, все верно».
– И какое оно? Место?
– Да официантом. В ресторане китайской кухни «Нефритовый кролик».
«Официантом? Вот это триумф... Что называется - жизнь удалась», – саркастично подумал Матвей, однако ему хватило самообладания улыбнуться и сказать:
– Здоровски!
– А у меня первым местом работы был магазин спортивного питания «Рекорд». На станции «Алмазная», – меланхолически заметил Ушанский.
– Это которая здесь, на орбите, вертится? – уточнил Матвей.
– Ну да, она. Я же местный. Практически абориген!
– И что ты там делал, рекордист?
– По крыльцу магазина расхаживал. Изображал стакан с протеиновым коктейлем «Сила сильная».
– А зарплату тебе коктейлем платили?
– Почти угадал. Вместо зарплаты меня бесплатно в тамошний тренажерный зал пускали. И выдавали всякие товары для качков по сниженным ценам. Я тогда еще в школе учился, для меня это был предел мечтаний. Каждая гантелька – как сейчас увольнение. Ипонамама!
– Ну и как, накачался? – спросил Мокакин-Мартышкин.
– А то... На комиссии в Академию мне медик даже сказал: «Да по вам, Ушанский, анатомию изучать можно!»
– Собственно, и сейчас можно, – заметил Матвей.
– А у меня, – разоткровенничался Мокакин-Мартышкин, – первым местом работы, я еще в восьмиклассниках ходил, был городской морг при неотложке... Меня дядя устроил. Он главврачом там трудился... Ох и насмотрелся я там на всякое! Меня что в этой работе привлекло? Ясное дело, женщины. Было все про них интересно... Я еще тогда – по младости лет – любил все готическое. Такое мрачное, чтобы депрессняк нагоняло... Читал книжки про невест из гроба, про призраков и вампиров... Музон слушал соответственный... И компания у нас была туши свет.... Девушки красили губы черной помадой... Мы, чтобы от них не отставать, прокалывали себе соски – ну как бы страдания, как бы боль и смерть, двери восприятия раскрываются, дети ночи, вся эта шняга...
– А сейчас по тебе и не скажешь, – заметил Ушанский, критически оглядывая товарища с головы до ног. – Жизнерадостный, как афиша Новомосковского цирка!
– Так то сейчас... А тогда... В общем, задача у меня, как у помощника прозектора, была простая. Труп у входа в морг принять, на каталке его к холодильнику отвезти, на специальный погрузчик носилки с трупом водрузить – а дальше уже автоматика. Еще нужно было проверить, сделал ли робот запись в журнале учета трупячков... У нас там иногда с этим проблемы возникали... Короче, дублировали. В дневные смены обычно прозектор в своем кабинете трудился – вскрытия, там, всякие производил, экспертизы. А в ночные я там в одиночку дежурил – пиво дул и в визор втыкал... Вот как-то вечером привезли свеженький трупячок. Я на экране увидел, что, мол, стоит каталка на пороге. Вышел, закатил трупячок внутрь. Сразу в холодильник не повез – по визору шоу шло зажигательное, про гонки по Меркурию на «Стрелах»... Короче, поставил я каталку с трупом рядом – это баба была, я сразу заметил черную прядь, которая из-под покрывала выбивалась – а сам сижу, сосу через соломинку свой алко-джус и гонки меркурианские смотрю... «Опасная ситуация! Машина Прохорова не вписывается в поворот и... и... не может быть! Какая трагедия! Почему медлят врачи?!» В общем, все в таком духе. И вот... во время одного из перерывов на рекламу я слышу звук будто бы храпа... Да-да, точно, храпа! Кто-то храпит! Внутри у меня все похолодело, когда я понял, что храпит тот самый трупячок, та самая бабца, которую полчаса назад на пороге морга оставили!
