Клит отвёл его в крохотный отсек. «Ты будешь ждать здесь, пока я не позову», — сказал Клит и ушёл. Дверь со щелчком захлопнулась. Бернер толкнул защёлку и был не удивлён, обнаружив, что она закрыта. Он огляделся. Парусиновая трубка койки висела на одной стене; в углу были раковина и туалет. Тёмный видеоэкран на двери завершал всю обстановку. Свет исходил от панели над головой; через минуту он потускнел до слабого красного свечения.
Бернер лёг на койку и стал ждать прихода сна.
Через длительный промежуток времени он почувствовал сильное желание совершить своё богослужение. Очевидно, наступило утро.
Световая панель засветилась ярче. Странно, подумал он. Вчера на рассвете он поднялся к святыне и совершил богослужение, как делал это десять тысяч утр. Он разрыхлил пыль вокруг посолевых лоз, собрал самые спелые стручки. Эта рутина продолжалась бы до тех пор, пока бы он не прилёг в последний раз.
Он представил свою старую страсть, которая должна полностью подавляться в пустоте его мира, свою тягу к плоти, потерянную в медленном истирании неизменных дней и ночей.
Он подумал о женщине и задумался, уж не был ли он полным придурком.
Прошли часы. Наконец, видеоэкран засветился, и золотое и серебряное лицо Клита уставилось на Бернера. «Проснулся?».
«Да», — сказал Бернер, садясь на койке. «Можно мне вернуться в свою пещеру? Я немного голоден. Я мог бы там позавтракать или принести сюда запас посоли, если вам будет угодно». Он ненавидел раболепие в своём голосе, но всё ещё боялся нервосжигателя.
Клит улыбнулся странно пустым выражением. «Ты никогда не вернёшься в свою пещеру, отшельник». Он медленно покачал головой. «Но ты можешь позавтракать в столовой; я уже закончил. Когда поешь, поднимайся на астронавигационную палубу. Кое-что обсудим».
Экран опустел, и дверь вздохнула, открывшись.
Бернер нашёл столовую — длинную каюту, которая следовала изгибу корпуса звездной лодки. Узкая полоска слегка окрашенного бронированного стекла шла по внешней стороне стены. Бернер посмотрел через стекло. Посолевые лозы грациозно склонились в поднимающейся жаре, а тёмный рот пещеры казался потерянным пристанищем, невыносимо приятным в воспоминании. Бернера охватила горечь такой силы, что его глаза увлажнились.
В конце концов, он отвернулся.
В дальней части находилась стойка, заваленная грязной посудой. Бернер сел за стойку. Заслонки отодвинулись и показался терминал автоповара. Он заказал что-то под названием прули, что оказалось варённой крупой, сдобренной горькой жёлтой пряностью.
Когда он закончил, он сложил посуду в дезинфектор. Он вошёл в трапо-поле и парил вверх пока не достиг астронавигационной палубы, которая идентифицировала сама себя сверкающим подсказчиком.
Клит стоял перед полусферой дымчатого бронестекла, всматриваясь в бесплодные земли, задумчивое выражение сглаживало его маску. «А, отшельник», — сказал он, поворачиваясь к Бернеру. «Ты можешь поддержать цивилизованный разговор?».
Бернер неуклюже стоял, руки сцеплены вместе. «Я не помню», — наконец, сказал он. «Это было слишком давно».
Клит засмеялся. «По крайней мере, ты честен и скромен, два полезных качества в человеке твоего статуса — хотя такие свойства показались бы гротескными в человеке моего статуса. Что скажешь?»
Бернер не мог придумать безопасного ответа.
«Ничего», — сказал Клит. «Я не ожидал от тебя многого. И так, расскажи мне, как ты оказался здесь. Будь краток, будь точен, будь забавен». Теперь маска Клита вовсе не показывала эмоций. «Садись», — приказал он, указывая на скамью, которая шла вдоль корпуса, ниже места слотов для хранения.
Бернер сел. Его разум был пуст от слов. Клит выжидательно смотрел на него, глаза подвижно живые в холодном металле маски.
Наконец, Бернер заговорил. «Я прибыл сюда 30 лет назад…»
Клит немедленно перебил. «Подумать только! Тридцать лет небытия. Но расскажи мне о своей жизни до прибытия сюда. Помни, ты должен развлечь меня».
«Я попытаюсь…»
Клит отвернулся, показывая, что сосредоточил своё внимание на бесплодных землях снаружи. «Продолжай».
Бернер прочистил горло. «Я был шахтёром на Серебряном Долларе…»
