Но в воздухе не было ни единого звука. Ничего, даже шелеста ветра.
Лишь его пульс где-то вдалеке, едва различимый. Колокольный звон на горизонте. Стук сердца птицы, спрятавшейся в листве дерева.
Дарио открыл глаза. Обернулся.
Энди постукивал по сиденью тыльной стороной ладони. Между пальцами он держал камень.
Он повернул руку, вытянул ее и открыл ладонь.
Дарио почувствовал, как камень проскользнул в его руку, почувствовал его прочность, тяжесть, гладкость. Почувствовал синеву, глубокую синеву, настоящую синеву, которая была здесь и не пыталась сбежать. Настоящую, чистую синеву. Синеву, к которой он мог прикоснуться.
Он вытер лицо. Шмыгнул носом.
Он смог сказать лишь одно:
– Ого!
Они не сразу отправились в путь. Дарио растянулся на траве, залитой солнцем. Энди лежал рядом – на траве, а не в коляске, к черту коляску, хотя бы ненадолго.
«Ну же, к черту коляску, Энди, почувствуй и ты настоящий мир под этим сморщенным сиденьем. Почувствуй землю и ее запах, дотронься до травы пальцами, ощути ее теплое прикосновение, глубокое и желтое, как солнце. Ты чувствуешь, Энди? Чувствуешь солнце сквозь пальцы?»
Дарио вынул пачку сигарет. Он уже два дня как не курил.
«Это не детские игрушки», – говорил ему отец. Курение – не детские игрушки. Он не объяснял почему, но это и не требовалось. Одна пощечина, и все сразу становилось понятным.
Возможно, он закурил потому, что это казалось средством повзрослеть, стать непобедимым. Чтобы почувствовать себя Великим. Потому что когда отца больше нет, кто будет выполнять в доме роль Великого?
Он открыл рот. Позволил дыму медленно раствориться в воздухе, удержав его на секунду во рту. «Отпусти его, Дарио, отпусти этот дым. Если он хочет уйти, пусть идет». Голос в голове Дарио словно принадлежал отцу.
«Отпусти его».
«Папа?»
«Да, Дарио».
Резкий порыв ветра загнал дым обратно в горло. Дарио раскашлялся и начал отплевываться, но это не помогало. Он встал на колени.
Энди не шевелился. Везунчик, он спал как младенец. Ничто не могло нарушить спокойствие Энди-мира.
«Ты заметил, Энди? – подумал Дарио. – Заметил, что произошло?»
Энди улыбнулся.
«Конечно, заметил. Но теперь, когда ты это знаешь, что это меняет? Дай мне поспать, я хочу спать. Мне снятся воспоминания. Я вспоминаю луг и траву из сада в Центре. И Фабиолу, которая гладила мне лоб веткой с листьями».
«Что ты делаешь, Фабиола?»
– Тебе не нравится?
«Очень нравится. Это ты придумала?»
– Да.
«И как ты это делаешь?»
– Я объединила две прекрасные вещи.
«Какие?»
– Листья и Энди.
Тогда Энди подумал, что человек создан для прекрасных вещей. Он создан для того, чтобы трогать их. Ведь чтобы понять вещь, нужно ее потрогать. И если Энди не мог делать это руками, он будет делать это глазами.
Трогать глазами умеют не все. Требуется время, терпение и воля. Но у Энди было все необходимое, и он стал мастером по прикосновениям глазами. Прикосновениям, ласке, объятиям, поцелуям. Или ударам, ранам, толчкам. Удивительно, сколько всего Энди удавалось делать глазами. Ведь Энди был полубогом, мифологическим существом.
– Ты и меня научишь? – спрашивала иногда Фабиола.
«Конечно», – отвечал Энди. Он смотрел на Фабиолу и тем самым учил ее.
Когда они продолжили путь, уже стемнело. Равнина была совсем близко, как и дорога, ведущая к морю. Сквозь деревья можно было увидеть белоснежные виллы с ограждениями и камерами.
– Ничего себе, – вырвалось у Дарио. – Я бы неплохо здесь устроился, а ты?
Энди улыбался.
«Ты видел тот дом? Там, внизу, с плоской крышей».
– Неплохо. А этот? В нем даже есть бассейн.
«Красивый. Когда я вырасту, у меня будет такой дом».
– Тебе нравится? Хочешь примерить его?
«Что значит „примерить“? Это ведь не футболка».
– Перед покупкой дома его нужно примерить. Иначе как ты узнаешь, подходит он тебе или нет?
Энди рассмеялся.
«Ты что, держишь меня за дурака?»
– Не веришь?
«Нет».
– Хорошо. Тогда смотри.
Дарио развернул коляску, вернулся ко входу в одну из вилл и остановился перед воротами.
За ними были припаркованы автомобили. Дорожка, посыпанная гравием, вела на небольшую площадку, на которой стояли несколько парней. Они разговаривали, прислонившись к автомобилю. Из дома раздавалась громкая ритмичная музыка.
