– Но это заработано ими. И все-таки не внешние данные и пиар привлекают.
– …Заработано, но при перекосе экономики и безнравственном обществе, где люди выныривают «из грязи в князи».
– Да ты, Игнатич, педагог, – улыбнулся Роман Григорьевич, включая двигатель машины.
– А то! Актеры теперь перекликаются со стиральным порошком или майонезом. Противно… Все деньги… И ведь не Смоктуновские… Уровень все ниже и ниже.
После очередной попытки машина завелась.
– Аккумулятор еще хороший, да и двигатель работает ровно, – заключил Федор Игнатьевич, – А теперь надо немного проехаться на большой скорости для зарядки.
Роман Григорьевич последовал его совету.
Рано утром Роман Григорьевич с женой выехали на дачу к дочери. Ехали молча. Только когда половина пути была позади, жена заметила:
– Ездить, к счастью, ты не разучился.
Хотя Роман Григорьевич не понял глубины этой фразы, он не попытался это выяснить в активном разговоре.
Автомобильные пробки позволили добраться до места только к одиннадцати.
Дочь Лена и все ее домочадцы вставали поздно, и посему прибытие родителей было вовремя и ознаменовалось общим завтраком на веранде.
Особенно восторженно приветствовала дедушку и бабушку и радовалась подаркам шестилетняя внучка Вероника. Четырехгодовалый Артем был более спокоен и сидел у дочери на руках.
Муж дочери, имеющий свой бизнес, уезжал из дому рано и приезжал обычно к обеду. Роман Григорьевич немного недолюбливал его за молчаливость и определенную замкнутость в общении. Он чувствовал, что откровенному общению мешала ментальность нерусского происхождения зятя. Его жена, как ему казалось, просто побаивалась мужа, и потому атмосфера общения с дочерью и внуками без главы семьи сегодня была очень благоприятной.
В доме дочери было несколько человек прислуги. За завтраком подавала Полина, которая очень вежливо и ласково, зная особенности каждого, наливала чай, кофе, раздавала бутерброды и пирожные.
Роман Григорьевич обратил внимание, как она говорила и предлагала варенье, произнося: «Крыжовенное варенье». Это было приятно и как-то по-домашнему и подчеркивало ее истинное русское происхождение.
– Пап, ты правда посвежел, – лукаво произнесла Лена, взглянув на мать.
Роман Григорьевич понял, что жена делилась своими мыслями с ней.
– Ты преувеличиваешь, – отпарировал он.
Лена искренне радовалась родителям и пыталась завязать откровенный разговор.
– Ты, видимо, закончишь работать?… И вы с мамой можете чаще навещать нас.
Роман Григорьевич немного замялся, не ожидая этого вопроса.
– Если ничего не предложат… наверно, придется, – неопределенно отозвался он.
– Но ты еще мог бы поработать, – продолжала жена.
– Вот схожу на следующей неделе на службу… Там будет видно.
– На пенсии тоже неплохо… – настаивала дочь.
Видя, что отец не хочет продолжать эту тему, она заговорила с матерью.
Когда она довольно поздно неожиданно вышла замуж, Роман Григорьевич сразу почувствовал влияние зятя на ее характер и как-то, не понимая до конца почему, перестал смотреть на нее как на родного любимого ребенка. Он чувствовал влияние на нее другого мужчины, и его порой раздражали ее новые непонятные ему меркантильные интересы.
Дети покинули стол и убежали к своим игрушкам. Роман Григорьевич тоже вышел из-за стола и подошел к играющему рядом с собакой младшему внуку. Роман Григорьевич смотрел на четырехгодовалого малыша. Странное чувство овладело им. Он попытался ласково прикоснуться к нему, но виляющий хвост собаки его явно привлекал больше.
«…Насколько он совершенен… он притягивает своей теплотой истины жизни… своей неописуемой привлекательностью… необузданностью, желанием все потрогать… и ощутить наяву… Как я ему завидую…»
Роман Григорьевич взял ребенка за руку, отстраняя собаку, но малыш явно тяготел к животному.
– Тема! Ну, поиграй с дедом… Я так давно тебя не видел, – попытался он привлечь внука.
Как будто почувствовав его раздумья, малыш отстранился. Взгляд его показывал явное нежелание бросать собаку и играть с дедом.
– Я не Тема, а Артем, – объявил малыш.
– Артем – это взрослое имя, а для маленького – Тема.
– Я не малыш, – возражал серьезно внук.
