Мимо прошёл директор:
– Напомни мне, за что я терплю этого гада?!
– За то, что он нас кормит! – мгновенно ответил Агни.
– А вот и нет! – обрадовался Анксис и встал со стула, опрокинув при этом стол, который стоял позади.
Он выглядел так грозно, что Агни немедленно позвал на помощь ребят из соседнего блока, потому что их блок сейчас увлечённо мутузился с пацанами из третьего блока. Надсмотрщиков же как-то звать было не охота, потому что потом синяков будет много у всех четырёх блоков.
Совместными усилиями им всё же удалось сдержать горячего парня, но это обошлось несколькими разбитыми носами и ушибленными головами. Наконец Анс сел сам и прекратил всякое сопротивление:
– Я терплю его только потому, что меня отсюда не выпускаю!
– Я запомню, запомню! Ты только не волнуйся так, Арик! – успокоил его Агни.
– Я спокоен… пока! – грозно ответил Анксис.
Марс, Кирос и Эрос выехали из Самсона на поезде. Марс с помощью компьютера сумел вычислить примерное падение остальных капсул и самой близкой из них была тюрьма при Самсоне. Это конечно было очень странное место, тем более что тюрьма, но другого выбора у них просто не было.
Всё бы да ничего, но, как назло, на середине пути поезд повернул в другую сторону. У Эроса с Киросом чуть не случилась истерика по этому поводу, потому что однажды им уже пришлось такое испытать. Один Марс мог спокойно рассуждать.
Как хорошо, что Эрбин догадался дать ему с собой свой карманный компьютер (иначе бы у Марса случилась истерика). Марс сумел вычислить примерное расстояние до тюрьмы.
Кое-как, на силу, успокоив своих друзей, они двинулись дальше. Идти то было не трудно, особенно ещё подыгрывала погода. На небе было полно облаков, так что солнце через них не проглядывало. В общем парни спокойно шли и разговаривали, особенно много говорил Кирос, а все остальные его слушали. Тот решил рассказать Марсу, как впервые услышал, что сын Эрбина называет его "папоськой". Тогда у него чуть сердечный приступ не случился. Марс так заразительно смеялся, что даже сам рассказчик захохотал.
Агни спокойно доедал свою кашу, когда к нему подошёл громила, предводитель четвёртого блока. Так как в четвёртом блоке сидели только те, кто уже четыре года провёл в этом захолустье, этот амбал сидел уже пять и по праву считался старшим.
Видимо только Агни и Анс считали его набитым дураком, за что всегда получали наказание вследствие драки со всем четвёртым блоком. А что поделать если они сами нарывались? Неужели сидеть и смотреть? Нет, так наши парни не умели.
– Ты чё здесь уселся, я не понял, ваще? Ты оборзел да, а ну ползком из-за стола и до туалета! – с ходу начал наезжать "старший".
– Ты чего наезжаешь? Опять по морде хочешь получить, только смотри, на этот раз из медпункта только в морг выпустят! – спокойно ответил Агни и проглотил очередную ложку каши.
– Да ты дебил, щас вместо каши будешь свои зубы жрать! – амбал выбил из руки Агни ложку и та со звоном упала на пол в притихшей столовой.
Подальше от них даже Анксис отошёл (предусмотрительно забрав свою тарелку с кашей).
Агни спокойно встал со стула и сказал, тоже спокойно:
– Если ты сейчас не извинишься, то зубы жрать буду не я!
– А ты меня на понял не бери, понял? – выдал свою любимую фразу "главный".
– Да без проблем! У тебя ж там понимать нечем, понималка лет эдак десять назад сломалась, однако!
– Это у кого понималка сломалась, кретин долбанный! И что ещё за "однако"?
– Однако – значит однако, однако! – поднял вверх палец Агни.
Он явно наслаждался всей этой ситуацией. На его губах даже улыбка появилась. Он так легко парировал все словесные выпады амбала, что второй блок от всей души ему заопладировал.
Амбал так красиво краснел, что смешно стало даже его закадычному другу дистрофику. Кстати за это он получил кулаком в зубы и подавился маленьким клыком.
А потом наступила и очередь Агни драться с "главным". Только вот борьба их не продолжалась и пяти минут, потому что Агни быстро крутанулся в сторону, выхватил у одного из мужиков поднос и со всей силы шандарахнул им по затылку своего противника. Тот, ничего не успев понять, упал рядом со своим напарником. Бедный поднос пришлось уносить на починку, потому что на нём отпечаталась яйцеобразная голова амбала.