— А я верю, он способен на это и на многое другое… — оборвал ее Жиль. — Теперь не важно, знала ли ты о Жюдит или нет. Важно другое.
Где она теперь? Что с ней? Жива ли она или он убил ее?
Анна удивилась.
— Почему он должен убить ее?
— Это просто: чтобы помешать рассказать…
— Кому? Если бы это было так, мосье не стал бы увозить ее и спасать от суда. Ее бы убили на месте в Сент-Ассизе… Нет, видя, что покушение провалилось, он предпочел сохранить ее до лучших времен. Ненависть и отчаянье превращают ее в настоящую мину, подложенную под трон. По крайней мере, для королевы она является постоянной опасностью…
— Тогда она жива?
— Она живет.
— Ты ее видела?
— Я видела, когда ее только что привезли.
При аресте с ней плохо обошлись, но, казалось, она даже не заметила этого. Прибыв в замок, сразу же поднялась в свою комнату, никого не видя и не отвечая на расспросы. Мосье распорядился, чтобы ее на время оставили в покое.
— Она там до сих пор?
— Нет, конечно. В тот же вечер она покинула Брюнуа, граф де Моден перевез ее в надежное место.
— Этот шарлатан…
— Да, этот шарлатан! Даже если тебе неприятно это слышать, ты должен знать, что он имеет на нее огромное влияние, очень похожее на влияние Калиостро. Твоя дорогая Жюдит обожает колдунов…
— Куда ее отвезли?
— Туда, куда лишь мадам может прийти поговорить с ней: в монастырь. В самый строгий монастырь Франции — в Кармель, в Сен-Дени.
В Сен-Дени! Монастырь, перед дверями которого затихала мирская суета и останавливалось королевское правосудие, обряд которого скрывал надежней, чем могила. Образ Жюдит, заключенной в крепости веры, сжал сердце Турнемина.
— В монастыре нельзя держать в заключении жену без разрешения мужа, — сказал он. — Жюдит моя жена, у меня есть доказательства нашего брака. Мне должны ее вернуть!
Госпожа де Бальби пожала своими красивыми плечами.
— Даже не думай об этом. В монастырь поместили мадемуазель де Лятур, чтицу графини Прованской, бедную девушку с поврежденным рассудком. Не забывай, что настоятельницу мать Терезу в миру звали принцессой Луизой Французской и она очень любит своих племянников. Достаточно будет одного слова графа… Верь мне, не нужно ничего делать, это и опасно и глупо. В монастыре Жюдит в безопасности. Мосье слишком хитер, чтобы не выждать немного, прежде чем придумать новую ловушку…
Жиль молчал. Главное он узнал: Жюдит жива и не подвергается никакой опасности. Что же касается ее заточения в монастырь, то тут мосье лишь опередил желание королевы. Пусть же теперь повелительница Франции прикажет ни под каким видом не отдавать Жюдит графу Прованскому и выпустить ее оттуда только по королевскому приказу…
Рука Анны, теплая и ласковая, коснулась его плеча и вывела Жиля из задумчивости.
— Начался пятый акт, — прошептала графиня. — Дай мне, пожалуйста, свой адрес, чтобы я могла тебя найти, и расстанемся…
Анна откинула занавеску. Жиль услышал начало монолога Фигаро: «О женщина! Женщина!
Женщина! Создание слабое и коварное! Ни одно живое существо не может идти наперекор своему инстинкту, неужели же твой инстинкт велит тебе обманывать? «
Графиня тихонько рассмеялась и, протягивая Жилю для поцелуя руку, сказала:
— Конечно, господин Бомарше большой талант, но не надо принимать его слова за библейские истины. Впрочем, его знание женщин кажется мне восхитительным.
— Быть может, именно то, что он говорит о них правду, и нравится женщинам?
Когда Жиль занял свое место в ложе рядом с Терезой, она взглянула на него испуганно и радостно.
— Господи, наконец-то вы пришли! — прошептала она. — Вас повсюду ищет Пьер-Огюстен.
— Я просто слишком увлекся его пьесой. Послушайте только, что говорит Фигаро: «Как все это произошло? Кто обрушил все эти события на мою голову? Я вынужден был идти дорогой, на которую я вступил, сам того не зная, и с которой сойду, сам того не желая, и я усыпал ее цветами настолько, насколько мне это позволяла моя веселость.»
Жиль впервые внимательно слушал монолог и внезапно почувствовал, насколько слова Фигаро перекликаются с его, Турнемина, мыслями. Он тоже не выбирал свою дорогу, тоже толком не знал своего настоящего «я», но впервые после исчезновения Жюдит он почувствовал себя молодым, спокойным и сильным, он снова был готов смело идти по дороге жизни, не страшась ее опасностей, но и не пренебрегая розами, цветущими на обочине…
