— Разве мы не могли встретиться где-нибудь в другом месте? — спросил Жиль, поднимаясь с дивана и помогая Анне пристроить на место фижмы. — Например, у тебя после спектакля.
Поправляя бриллиантовые звезды в своей несколько растрепавшейся прическе, Анна улыбнулась ему в зеркало.
— У меня? Невозможно. Сатори очень далеко, маленький дом в Версале тоже, про охотничий павильон даже и говорить нечего…
— Я думал о доме в Париже.
Она явно забавлялась его наивностью.
— В двух шагах от Люксембурга? С ума сойти!
До чего ты смелый! В другое время в этом не было бы ничего невозможного, но теперь я должна опасаться даже своих слуг. Я вдова, мой милый.
И веду себя соответственно.
Ошеломленный, он уставился на эту вдову, усыпанную бриллиантами и сапфирами, с наслаждением занимавшуюся любовью в ложе театра.
— Вдова? — переспросил он.
— Или почти вдова. Болезнь моей матери была лишь предлогом, — сказала Анна, внезапно становясь серьезной. — На самом деле я отправилась в Валансьен, чтобы привезти оттуда моего мужа. Несколько лет он пропадал, и никто не знал, где искать его, но примерно две недели тому назад его обнаружили в какой-то харчевне, больного, без гроша в кармане. У него с собой были документы и серебряные эполеты полковника, по ним его и опознали. Мне дали знать, я приехала и забрала мужа домой. Он очень жалок, заговаривается, твердит, что слышит голоса святых, призывает наших лакеев и служанок обратиться к религии… Через неделю семейный совет решит его судьбу. Это… это так печально! Ему нет и тридцати трех лет…
На глаза молодой женщины навернулись слезы, грудь под тяжелым драгоценным ожерельем вздымалась. Взволнованный Жиль обнял ее за плечи.
— Ты любила его? — спросил он ее тихо.
— Да, мне кажется, одно время я его любила.
Я вышла замуж в пятнадцать лет, ему было двадцать четыре. Он был очень красив, и форма ему шла… Я думаю, я любила его еще и потому, что не знала других мужчин… А потом наши дороги разошлись, он мной совсем не интересовался. Появились другие мужчины… потом мосье…
Наступило короткое молчание. Но Анна де Бальби была не из тех, кто долго предается горю и воспоминаниям. Она нежно отвела руки Жиля, подошла к маленькому позолоченному столику с гнутыми ножками, на котором стояли стаканы, печенье и бутылка испанского вина, налила себе полный стакан и одним глотком выпила его.
— А ты хочешь вина?
— Нет, спасибо…
Он колебался, не зная, стоит ли сейчас спрашивать Анну о судьбе Жюдит. Привыкнув видеть в ней существо развращенное, эгоистичное и жестокое, он удивился, открыв, что под этим панцирем прячется страдание. Уже второй раз она дала ему почувствовать, что она простая женщина, такая, как Жюдит, например… И она могла быть счастлива обычным человеческим счастьем: богатая, красивая, молодая, из почтенной семьи, замужем за человеком, которого она, как говорит, любила. Кто же испортил золотой механизм ее жизни? Кто развратил ее? Тот же человек, что теперь хочет испортить, разрушить механизм королевства. Не странно ли, — за каждой драмой, за каждым горем стоит мрачная фигура графа Прованского?
Голос Анны вывел его из задумчивости.
— Теперь, — сказала она обычным тоном, — расскажи мне о своих сердечных делах. Я думаю, ты хочешь спросить меня о Жюдит, не так ли?
— Как ты догадалась?
Она пожала плечами и улыбнулась ему незнакомой грустной улыбкой.
— Ты слишком упорно меня искал. Или я ошибаюсь?
— Нет. Я искал ее и…
— Подожди, дай мне сказать, я не хочу, чтобы у тебя остались хоть какие-нибудь сомнения.
Итак, проезжая через Брюнуа после того, как мы с тобой расстались, я узнала все, что произошло у замка герцога Орлеанского… и кому было поручено совершить покушение. Я поняла, что рано или поздно ты придешь ко мне за ответами на свои вопросы. И ты пришел… Отдаваясь тебе здесь, в театре, я хотела доказать тебе, что наши тела всегда и везде смогут любить друг друга…
Подожди, я еще не договорила! Клянусь спасением души, я не знала, кому было поручено поджечь фитиль, я не знала, что это Жюдит… Знай это, я бы постаралась остановить ее, может быть, даже сказала бы, что ты жив… Я думала, мне хорошо известна душа принца, но я не смогла понять всю глубину его вероломства. По гороскопу он Скорпион, и Скорпион наихудшего вида. Скорпион грязи и липкой тины неизведанных глубин мира, рядом с которыми ад кажется раем… Но я не верю, что он способен на хладнокровное убийство…
