– Ничего, переживешь! Их там не так много, чтобы сожрать тебя заживо!
Из сундука доносились попеременно визг и всхлипы.
А я думала, что делать.
Самое простое – позвонить в полицию и передать им убийцу на блюдечке с голубой каемочкой…
Я полезла за телефоном – но вспомнила, что мой остался у бандитов, а телефон Сарычева я вернула хозяину.
Оставить Федора в сундуке и пойти за помощью?
Ведь сбежит, он такой хитрый! И тогда его признание никто не услышит, кроме меня. А мое свидетельство недорого стоит, они считают меня сообщницей Сарычева…
И тут дверь готического кабинета открылась.
Я вздрогнула, обернулась…
И увидела того парня, того странного бомжа, который стерег мою машину на Лиговке. Как и в прошлый раз, он был одет в жуткие лохмотья, но лохмотья эти были чистые, и сам он выглядел удивительно опрятным для бомжа. Как будто это не настоящий бомж, а актер, играющий бомжа в современном спектакле.
– Что, не узнала? – Он широко улыбнулся, продемонстрировав удивительно белые, здоровые зубы, и запел:
– Как у лиговской шпаны…
– Узнала, узнала! – усмехнулась я. – Только как ты здесь оказался? До Лиговки далеко…
– Надо – вот и оказался. Мне велено за тобой присматривать… правда, ты уже сама управилась, своими силами. Ну, давай теперь, иди, выручай дружка своего и полицию вызывай, а этого типа я покараулю. От меня не сбежит, не бойся.
И он пнул сундук, из которого доносились только бессильные всхлипы и стенания.
– Ладно, хорошо, пойду! – согласилась я, вспомнив про Сарычева.
И уже выйдя в коридор, вспомнила странные слова этого парня: «Мне велено за тобой присматривать…»
Кем велено? И кто он вообще такой?
Но возвращаться я уже не стала – пошла на помощь Сарычеву.
Я нашла его и музейных охранников в большой комнате рядом с дежуркой. Здесь же были и те двое полицейских, которые меня уже допрашивали – молодой, толстый и кудрявый, и пожилой, тощий, с желтыми от никотина пальцами. Видно, они приехали, едва узнали о задержании Сарычева.
Увидев меня, Сарычев переменился в лице и проговорил:
– Зачем ты вернулась? Я же сказал – уходи…
– О, вот и сообщница! – бурно обрадовался молодой полицейский. – Зачитать вам права?
– Подождите! – Я нетерпеливо взмахнула рукой. – Я, между прочим, сделала за вас всю работу! Вы ведь ищете убийцу Елены Марецкой? Так вот, я его уже нашла и могу передать вам с рук на руки!
– Что? – Молодой полицейский переглянулся со своим напарником, тот пожал плечами. – Вот же он тут сидит!
– Это не он, а другой! Пойдемте, пойдемте, он совсем недалеко! И жаждет признаться в убийстве!
И вся компания дружно отправилась за мной.
Войдя в готическую комнату, я растерялась: ряженого бомжа не было на месте. Неужели он выпустил Федора?
Но тут из сундука донеслись стоны и всхлипы, и знакомый голос пролепетал из последних сил:
– Выпустите меня! Я во всем признаюсь! Только выпустите! Здесь крыса…
– Это ты убил Елену Марецкую? – приступил к допросу толстый полицейский.
– Я! Я! Во всем признаюсь!
– Из-за чего?
– Из-за медальона! Я хотел, чтобы она его отдала, а она вместо этого подняла крик…
– Вот вам и чистосердечное признание! А если этого мало – допросите шофера Марецкой, Владимира Пташкина. Он был на месте преступления сразу после убийства и видел там запонку, которую обронил убийца. Эта запонка и сейчас на нем… и наверняка там же, на месте убийства, вы найдете его ДНК и отпечатки пальцев, – выдала я тираду.
Полицейские снова переглянулись и подошли к сундуку.
Едва они открыли крышку, оттуда, как чертик из табакерки, вылетел Федор. Он был совсем не похож на себя – бледный, трясущийся, с перекошенным лицом. От его прежней старомодной элегантности не осталось и следа.
– Ну что ж, похоже, что дело и правда раскрыто… – проговорил старший полицейский, и они вывели Федора.
Музейные охранники отправились за ними, о чем-то переговариваясь.
Мы с Сарычевым остались одни. Про нас, кажется, все забыли.
– Ну что теперь? – Я посмотрела на шефа с сочувствием. Он выглядел усталым, измученным, но глаза его блестели. – Домой, отсыпаться?
– Нет! Мы должны найти тайник Шереметева!
– Боже мой! – Я воздела глаза к потолку.
