Ночь за ночью Асаф-бек видел Павлиний трон – и не мог избавиться от этого наваждения.
И однажды он понял, что должен во что бы то ни стало завладеть этим троном.
День за днем он объезжал горные селения, говорил с воинами и вождями о сказочных богатствах Великих Моголов, о дворцах из золота и башнях из слоновой кости. День за днем убеждал горцев, что воины долин изнежены и слабы, избалованы спокойной и сытой жизнью, что они давно разучились держать в руках меч.
И наконец, горные племена спустились в долины, хлынули в них, как горная река, сметающая все на своем пути.
Селение за селением захватывали горцы, долину за долиной.
Кровь и слезы оставляли они на своем пути.
Путь их лежал к Дели и Агре, к золотым дворцам и храмам, полным сокровищ Великих Моголов.
Визири и советники говорили падишаху о надвигающейся с севера опасности – но он не хотел их слушать. Он предавался скорби и следил за тем, как его скорбь превращается в прекрасный мавзолей. Самый прекрасный из всего, что создавал человек.
Пришла в себя я от холода.
Открыв глаза, долго не могла понять, где я нахожусь. Надо мной был высокий и мрачный стрельчатый свод, как в средневековом готическом соборе, и несколько узких окон, в некоторых из них сохранились цветные витражные стекла.
– Пришла в себя? – прозвучал надо мной мягкий бархатный голос.
Обманчиво мягкий.
Скосив глаза, я увидела молодое, несколько старообразное лицо.
Федор, вспомнила я имя.
И тут же вспомнила все остальное – как мы с Сарычевым проникли во дворец, как нашли в мавританской комнате узор, совпадающий с рисунком на медальоне, как его схватили музейные охранники, а я сумела от них сбежать…
Только для того, чтобы сесть в машину к этому оборотню. К убийце. К Федору.
Кстати, тут я поняла еще одно – куда именно он меня привез. Не так уж далеко – в Шереметевском парке, недалеко от дворца, стояла полуразрушенная готическая часовня. Я несколько раз видела ее, приезжая на объект.
– Пришла в себя! – повторил Федор – и я увидела в его руках медальон Сарычева.
Он играл этим медальоном, поглаживал его пальцами, любовался тусклым сиянием старого золота…
– Вот я его и нашел! – проговорил он довольным голосом. – Выходит, зря я тогда пришел к Марецкой… медальон был не у нее…
– Это ты ее убил, – проговорила я пересохшими, растрескавшимися губами.
Я смотрела на его лицо и все больше убеждалась, что под маской интеллигентного, несколько старообразного молодого человека скрывается убийца.
– А если и так? – Он усмехнулся одними губами. – Ты это все равно не докажешь. И вообще, тебе сейчас нужно думать не о том, кто убил Марецкую, а о том, как самой избежать ее судьбы.
– И как же?
– У тебя только один шанс. Расскажи мне все, что ты знаешь о сокровище Шереметевых, – и я тебя отпущу.
– А с чего… – Я хотела спросить, почему должна ему верить, но удержалась и вместо этого спросила совсем другое: – А с чего ты взял, что я что-то о нем знаю?
– А вот с чего! – Он поднял медальон, так что тот вспыхнул в первых лучах рассветного солнца, проникших сквозь стрельчатое окно. – Медальон у тебя, и ты вместе с Сарычевым была во дворце. Тут не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться – вы с Сарычевым сообщники, дневник у вас, и вы пришли, чтобы открыть тайник…
– Дневник? – Я изобразила удивление. – Какой еще дневник? О чем вообще ты говоришь?
– Только не нужно изображать дурочку! – Федор поморщился. – Я несколько лет рылся в архивах, чтобы найти все, что можно, на эту тему, и знаю о существовании дневника, в котором граф Шереметев записал секрет своего сокровища… а когда я прочел в одном письме позапрошлого века о том, что ключом к этой записи является медальон, хранящийся в семье побочного сына графа, я сложил два и два! Сарычев – потомок того самого побочного сына, и медальон все это время был у него. Когда я узнал об этом, я отправился к Сарычеву, застал его жену и попытался получить медальон, но она меня не хотела и слушать! Я предложил ей приличные деньги, но она подняла меня на смех, а потом… потом она хотела поднять шум… я не мог этого допустить…
– И ты ее убил, – закончила я за него.
