Белобрысый удивленно моргнул, что-то недовольно проворчал, но подчинился – вернул мне сумку и деньги и опустился на колени, чтобы собрать все, что рассыпал.
Отдал, однако, не мне – это было ниже его достоинства, – а своему приятелю.
– Девушка, – проговорил тот со странным смущением и даже, кажется, с испугом, возвращая мне содержимое сумочки, – вы нас извините… вы не держите зла… вы не думайте… мы к Алтын со всем уважением… мы просто не знали… хотите, мы вас до дома проводим, а то сейчас время такое, сами знаете – по улицам много отморозков шатается, как бы чего не вышло…
– Нет уж, до дома меня провожать не нужно, сама дойду, без провожатых! – отрезала я и пошла вперед, стараясь держаться прямо и не показывать этим подонкам свое состояние.
Только войдя в свою квартиру, я дала волю эмоциям. Меня колотило, зубы стучали, руки тряслись.
Я бросилась в ванную комнату, побросала на пол одежду и встала под горячий душ.
Только когда простояла под ним минут десять, я немного успокоилась, пережитый страх отпустил.
И только тогда до меня дошло, что простенькое колечко с пауком дико напугало того квадратного отморозка.
Кто же такая та ночная пассажирка, если ее имя и ее копеечный подарок так испугали этого головореза?
С тех пор я стала внимательно прислушиваться к разговорам, по крупицам собирать информацию, и с разных сторон до меня доходили слухи о молодой женщине, то ли казашке, то ли узбечке, которая создала что-то вроде женской мафии. Или не мафии, а тайной группы женской взаимопомощи.
Эта женщина, по слухам, занималась самыми разными вещами – кого-то просто устраивала на работу, кому-то помогала разобраться с домашним насилием, кому-то помогала найти хорошего врача или даже одалживала денег в трудной ситуации.
Причем без процентов, а иногда и без возврата. В общем, этакий Робин Гуд в юбке. То есть, конечно, помогала она в основном своим соотечественницам, но бывали и другие случаи. Очень редко.
А еще я слышала, что у этой женщины огромные связи и возможности и что ее боятся и уважают серьезные уголовники… а те, кто не боится и не уважает, обычно плохо кончают. Их тела находят на свалке с отрезанными пальцами и с выпущенной кровью.
Отрезанные пальцы – это понятно, это чтобы не осталось отпечатков. А кровь-то зачем выпускать?
А потом я прочитала в какой-то статье, что у некоторых видов пауков самка после «брачной церемонии» убивает своего супруга. А иногда еще и съедает его или выпивает кровь… и в той же статье была фотография паука вида черная вдова. Точно такой паук, как на моем перстне – черный с красным пятнышком на спине.
И вот сейчас, вспомнив ту историю, я поняла, что настало самое время проверить, что в ней правда. Потому что Алтын при встрече дала мне понять, что обратиться к ней можно только в том случае, когда и правда находишься в полном ауте, и никто, кроме нее, помочь не сможет. И вот теперь, похоже, как раз тот случай.
Разумеется, я не стала рассказывать Сарычеву всю эту историю, это заняло бы слишком много времени, а как раз времени у нас не было.
Вместо этого я сказала ему:
– Не задавай лишних вопросов, а просто делай, как я скажу!
Он пожал плечами, но спорить не стал.
Мы добрались до Петроградской стороны, пересаживаясь в целях конспирации с одной маршрутки на другую.
На углу Большого проспекта и улицы Бармалеева действительно стоял киоск мороженщицы.
Я велела Сарычеву подождать меня в небольшом кафе рядом, а сама подошла к киоску.
Мороженым торговала рослая тетка лет пятидесяти с обесцвеченными волосами.
Я остановилась возле нее, зачем-то огляделась по сторонам и проговорила, приглушив голос:
– Мне, пожалуйста, трубочку… эту…
Я поняла, что забыла название мороженого, которое велела купить Алтын.
– Какую тебе трубочку? – переспросила продавщица без интереса. – У меня разных трубочек много… есть шоколадные, есть с вареньем, есть ореховые…
– Вот-вот, ореховую! – Я внезапно вспомнила, что мне нужно. – Мне трубочку «Золотой орех»!
– «Золотой орех»? – Продавщица пристально взглянула на меня, потом скосила глаза на мою левую руку.
Я протянула руку так, чтобы, как бы случайно, показать ей перстень с пауком.
