«Уж это точно», – я вспомнила холодные сырые стены, облицованные камнем.
– Ну, я стеночку эту, на полкирпича положенную, чтобы ход закрыть, расковырял без труда, – продолжал Филимонов, – опять же достал универсальный ключ…
– Какой, какой ключ? – заинтересовалась я.
– А вот это, – Филимонов достал свою связку и показал один из ключей, с виду ничем не отличающийся от остальных. – Этот ключ все двери открывает и во дворце, и в нашем институте. Так что теперь куда угодно попасть могу.
– Надо же, какой ключ интересный! – мечтательно проговорила я. – Я даже не знала, что такие ключи бывают…
Филимонов взглянул на меня подозрительно, но продолжил свой рассказ, обращаясь преимущественно к Сарычеву:
– Значит, целый год я с этим ключом ходил, все комнаты во дворце проверил, от подвалов до чердака, – и ничего не нашел. В каждую кладовку заглянул, в каждый чуланчик – и ничего! Хотел уже увольняться, раз все равно никакого толку, но тут в тайнике за камином нашел старинную записную книжку…
Филимонов замолчал, выразительно глядя на Сарычева, словно ждал от него какой-то реплики.
– И что же эта за книжка? – спросил тот, когда пауза чересчур затянулась.
– А вы не догадываетесь, ваше сиятельство? Это же дневник! Ваш дневник!
– Мой дневник? – удивленно переспросил Сарычев, и я ткнула его кулаком в бок, чтобы притворялся графом, раз уж Филимонову так этого хочется.
– Он самый! – торжествующим голосом проговорил Филимонов. – И в этом дневнике граф… то есть вы, ваше сиятельство, записали, где спрятан золотой павлин!
– Так что, вы его уже нашли?
– Ох, ваше сиятельство, если бы нашел, неужели бы я все еще тут работал?
– Но вы же только что сказали, что в дневнике написано, где спрятан павлин.
– Так-то оно так, – вздохнул Филимонов, – вроде как написано, да только не все. Написано, сколько шагов отсчитать, да куда повернуть, а вот от какого места отсчитывать – непонятно. Как-то неясно написано, загадочно… да вы же, ваше сиятельство, сами знаете! Может, скажете мне, откуда отсчитывать?
– Ох, Филимонов! – Сарычев тяжело вздохнул. – С тех пор уже двести лет прошло. Прикинь – двести лет! Вот ты помнишь, что было двадцать лет назад?
– Да как-то не очень… двадцать лет… это же как давно было… это сколько же мне было…
– Вот видишь! Всего-то двадцать лет, а уже не очень помнишь! А тут целых двести! Я уже все, почитай, забыл… уже, можно сказать, забыл, кто я такой…
Я невольно восхитилась тому, как здорово Сарычев вошел в роль покойного графа и с каким артистизмом он ее играет. Что уж говорить о Филимонове!
Сторож с сочувствием взглянул на моего шефа и неуверенно проговорил:
– Может, вы вспомните, ваше сиятельство, если я вам покажу тот дневник?
– Может, и вспомню… пока не попробуешь – не узнаешь, так ведь, Филимонов?
– Так-то оно так…
– А где этот дневник?
– Да здесь он, где же ему быть… – Филимонов шагнул к стене, на которой висела картина – сельский пейзаж, покосившаяся избушка на краю осеннего поля. При этом я оказалась у него на пути, неловко попятилась.
Он наткнулся на меня, выронил связку ключей. Я извинилась, подняла связку и подала ему.
Филимонов подозрительно оглянулся на меня, осторожно снял со стены картину.
Под ней, в лучших детективных традициях, обнаружилась дверца сейфа.
Филимонов встал так, чтобы заслонить от нас эту дверцу, немного поколдовал над ней.
Дверца с негромким щелчком открылась, сторож достал из сейфа небольшую книжицу в потертом переплете из мягкой кожи и протянул ее Сарычеву.
– Вот этот дневник, ваше сиятельство.
Сарычев открыл дневник. Я заглянула через его плечо и увидела страницы, заполненные мелким аккуратным почерком, выцветшими фиолетовыми чернилами, в старинной орфографии с ятями, твердыми знаками и прочими устарелыми буквами.
– Вот тут, ваше сиятельство! – Филимонов неслышно подошел к нам, перевернул несколько пожелтевших страниц и указал на одну из них корявым пальцем.
«От того важного знака отсчитать спервоначала семь к Борею, затем три к Зефиру и под конец восемнадесять к Ноту, там по звуку поймешь, что нашел что надобно…»
– Действительно, загадочная надпись! – вздохнул Сарычев. – Что это значит – «семь к Борею, три к Зефиру»… и что такое вообще Нот? Научная организация труда, что ли?
