– И это не обсуждается! – добавил он с неожиданной горячностью.
– Ладно… – протянула я, оглядывая его придирчивым взглядом. – Только, если ты действительно хочешь затеряться в толпе, тебе нужно изменить внешность… Потому что там на каждом шагу камеры, и документы спрашивают, а ты в розыске…
– И как ты это себе представляешь? Знаешь же, что это все, что есть! – Он похлопал себя по бокам.
– Да уж. – Я критически оглядела своего шефа.
Точнее, бывшего шефа, потому что внутренний голос подсказывал мне, что по-прежнему у нас с ним никогда уже не будет. То есть либо его арестуют и посадят, либо фирма под руководством Кисляева разорится.
Если же Сарычеву удастся выпутаться из этой истории, то я уж точно уволюсь. С меня хватит. Давно надо было это сделать.
Теперь же я только вздохнула тяжко.
Вид у Сарычева был так себе, как говорит мой отец, с пустыни на пирамиду. Вчера он собирался на объект и оделся попроще, то есть в куртку, джинсы и кроссовки.
Ну, слово «попроще» было тут не совсем уместно, потому что вещи все на нем были исключительно дорогие и качественные. Мы с девчонками это все давно обсудили, и получалось, что жена в этом плане следила за ним хорошо, то есть заботилась, надо думать, чтобы, появляясь вместе, они вполне соответствовали друг другу.
И вот теперь рубашка была несвежая, джинсы скучали по стиральной машине, а куртка вся в каких-то пятнах и подтеках. Но тем не менее было видно, что вещи фирменные.
– Нет, это никуда не годится, – вздохнула я, – в таком виде тебя немедленно опознают. Да еще взгляд такой, подозрительный. Будешь там озираться по сторонам и втягивать голову в плечи – первый же мент тебя остановит.
– Что бы ты ни говорила, я тебя одну не отпущу! – И в голосе его появились начальственные нотки.
– Спокойно! Сейчас все устроим! – И я позвонила в квартиру напротив, где живут Гриша и Настя.
Гриша – художник. От слова «худо», в сердцах добавляет Настена, когда она сильно не в духе.
Справедливости ради следует отметить, что такое случается нечасто, хотя жить с Григорием трудно. Это даже со стороны видно.
Когда-то, возможно, он и был талантливым и успешным, но сейчас просто пьющий мужик, только не простой, а творческий. Перебивается случайными заказами, которые по старой памяти находят ему многочисленные приятели.
Настена работает в магазине секонд-хенд, что находится на проспекте, только вход со двора, и дома у нее полно мужских шмоток, потому что Григорий вечно вывозит всю одежду в краске, а иногда и в луже поваляется, когда пьяный (нечасто, но пару раз было).
Настена открыла не сразу, так что я уже отчаялась, но тут дверь отворилась.
– У меня пылесос работал, – сказала соседка, не утруждая себя приветствием.
– Твой где? – Я потянула носом и все поняла – в квартире пахло хлоркой.
Это Настена так полы моет, когда ее благоверный является домой здорово набравшись.
– Ой, не спрашивай. – Она вздохнула. – Утром пошел гонорар получать, а мне не сказал. Хорошо, приятель его позвонил. «Лови, – кричит, – своего, пока он все деньги не пропил!».
– Успела? – заинтересовалась я.
– Половина денег уже тю-тю… Но все-таки. – Настена заулыбалась. – А ты чего пришла-то?
Я сказала как есть: нужно кое-что из одежды. Попроще и на время.
Вот за что люблю Настену, она никогда не задает лишних вопросов.
Надо – бери! У нее этого добра целая кладовка.
Как я правильно рассчитала, Настена не пошла за мной, так что я быстро выбрала длинный свитер и скромную серую куртку. Куртка была здорово поношена, да еще и пятно на рукаве, но я решила, что сойдет. Еще прихватила черный берет, такие береты Гриша очень любит носить, говорит, что в таком берете он похож на портрет Рембрандта. Или Дюрера, я уж не уточняю, а Настена и подавно.
– Это что такое? – Сарычев брезгливо одним пальцем ткнул в куртку.
– Одежда. Бесплатно досталась. – Я решила сдерживаться и говорила неестественно ровным голосом.
– На какой помойке ты это нашла? – Он презрительно сморщил нос, так что мне захотелось немедленно по этому носу стукнуть.
Представив, как ему будет больно – на старый-то синяк, я ощутила просто неземную радость.
